Алексей Шерстобитов - Ликвидатор. Книга вторая. Пройти через невозможное. Исповедь легендарного киллера Страница 41

При случае защищал, иногда бил физиономию предполагаемому ухажёру, при этом чётко объясняя, кто единственный имеет право на эту женщину. Лев Георгиевич или, как его уважительно звали сослуживцы — Егорыч, постоянно дарил Татьяне Алексеевне цветы, целовал руки и совершенно не важно, были ли они при этом наедине или в многочисленной компании. Он любил и любит готовить. Завтраки лежали на его плечах, так же как на моих гладильная доска со всем бельём на ней. Зато я был самый лучший в доме специалист по глажке брюк и рубашек, и уж точно не доверяю до сих пор этой процедуры никому. Нормальным считалось встать из-за стола и помыть за собой посуду. Я не помню, чтобы хоть раз поднимался вопрос, кто будет это делать. В мои обязанности, которые я исправно выполнял, входили ещё походы в магазин за продуктами, вынос мусорного ведра, и когда вещи после бесшабашных прогулок пачкались до неузнаваемости, мне приходилось приводить в порядок их самому, от стирки до зашивания дыр. А еще я был поставлен «главным водителем пылесоса», на котором объезжал всю двухкомнатную квартиру, при этом понимая, что это не самый лучший вид транспорта.

Мама работала в таможне в аэропорту Шереметьево, где требовалось знание английского языка, отец же довольно сносно выучил разговорный немецкий, после двух летней службы ГСВГ, откуда чемоданами привозил маме косметику, Светке детские вещи, а мне иногда перепадала жвачка. Надо отметить, что себе он не приобретал ничего, и имел лишь одну пару гражданского белья в виде костюма, одной рубашки и пары галстуков на протяжении чуть ли не 25 лет, считая, что офицеру это не нужно, и всегда гордился своим щеголеватым бравым видом и выправкой. Как сыну и будущему офицеру мне было с кого брать пример и в быту, и на службе.

Когда семья была вместе, весь интерьер жилища с нехитрым, по-советски, убранству, играл по весёлому чистотой и свежестью. Когда же отец уезжал, при тех же порядке и опрятности, поддерживаемых общими усилиями, всё было несколько печальнее, хотя мама всегда была приветливой и доброй.

Наказать, в том числе и ремешком, могла только она, отец так и не смог поднять руку даже с тканевой бечёвкой от халата жены, и дети так и оставались неприкосновенны. Подобное было редкостью и самой маме тоже не нравилось, но иногда наказание признавалось необходимостью, впрочем, спасибо ей за науку — всегда справедливое и не больше нужного нравоучение.

Ответственность и самостоятельность — это то, к чему нас с сестрой приучали с малолетства. Начатое всегда должно было быть доведено до конца, принятое решение никогда не должно отменяться. Первая самостоятельная поездка на метро с пересадками и ездой наземным транспортом, была мною предпринята, любопытства ради, в 4,5 года и ввергла всех в ужас. Родители думали, что я в детском саду, а бабуля с тётушкой Элеонорой, кстати, очень милым и очень преданным мне до сих пор человеком, чуть не попадали от сердечного приступа, увидев меня перед входной дверью. Они вообще полагали, что это розыгрыш, а родители спрятались на лестничной клетке.

Вообще вся моя жизнь сопровождается поступками, удивляющими других или, точнее сказать, не вписывающимися в представления обо мне и всегда получается сделать то, на что, по идее, я не могу быть способным. Отец, помнится, любил вспоминать историю, произошедшую со мной в 9-ом классе. Тогда мы жили в военном городке, личный состав которого обеспечивал деятельность и безопасность огромного объекта, именуемого «объект академии наук СССР». Офицеры семьями отдыхали на природе, я же, уединившись, наблюдал за пенящейся водой, ниспадающей с водопада. Вдруг мимо меня проплыло бесчувственное тело девочки, вниз лицом, течение сильное, плавать я, как ни странно, тогда не умел, лишь держался на воде. Сразу ничего не поняв, но как-то почувствовал, что нужно не бежать и звать на помощь, а прыгать в воду и что-то делать.

Метров через 300, кажется сам наполовину живой, вытащил тело совершенно не понимая, что с ним делать. Интуитивно встав на одно колено, и выставил ногу, через которую перекинул вниз животом дочку сослуживца отца. Вода начала вытекать из лёгких, я же лишь помогал, нажимая на низ грудной клетки. Опыта и знаний не хватало, о чём, сожалея, я поклялся устранить этот пробел. Обещание данное себе выполнил и неоднократно применял приобретённый опыт.

Кажется, я сделал всё что мог, но девочка не оживала, а ещё точнее было непонятно, ожила она или нет. Дыхания не было точно, пульс я слышал только свой, бежать за помощью я боялся, опасаясь оставлять её одну. Перевернув на спину и положив горизонтально, опять-таки интуитивно, хотя когда-то отец показывал, как нужно делать искусственное дыхание, но почему-то, виденное тогда не сопрягалось с сегодняшним моментом, может в связи с тем, что тогда был разговор о пострадавшем от электрического разряда?

В общем, делая резкие нажатия в области сердца, уже отчаявшись и понимая, что выскажет батя, если она но оживёт, мне вдруг повезло, спасённая захрипела, сделав резкий вдох со всеми дальнейшими последствиями, рвотой и так далее. Надо было бежать за кем-то или нести её к ним, вот тут-то я и растерялся, боясь оставить ещё хрипящую и явно не пришедшую в себя и совершенно точно понимая, что такое расстояние, тем более вверх не донесу… но понёс, периодически подавая голос.

Шум небольшого водопада поглощал все мои акустические усилия, наконец, когда оставалось метров 50, я преодолел уже совершенно обессиленным пригорок, а дальше все не на шутку перепугались и занялись тем, чем должны.

От отца я действительно поначалу получил словесный нагоняй, начавшийся словами — «да мать меня убьёт…» продолжившийся «да о чём ты думал, сам чуть не утонул…», и закончившийся «…правильно ты всё сделал, молодец!» — впрочем, обратил я внимание только на последние слова, понимая, что он просто за меня испугался, а поступок одобряет. Матери решено было не рассказывать, а поездки на пикники продолжить.

С сестрёнкой очень часто мы росли порознь, воспитываемые попеременно то отцом, то мамой, то ими вместе, то в моем случае спортшколой, а после армией, которой я отдал 7 лет жизни, предполагая, что отдам всю ее целиком.

Армия дала мне многое, хотя бы рациональный подход к жизни, привычку зависеть во многом от самого себя, отбила охоту жить софистом, не оправдываясь и не ища ложные отправные точки для объяснения своих поступков. Научила, приняв решение, не сходить с дистанции на половине пути. А потом, жизнь подобная казарменной, на долго оставляет в памяти понимание того, что всегда может быть хуже, что помогает «не зарываться» и не поднимать нос выше рядом стоящих. Всегда оставаться им равным, если конечно, того не требует обстановка или обязанности ведущего.