Анатолий Кулагин - Визбор Страница 41

Но вернёмся к журналу, на звуковых дорожках которого репортажи Визбора появляются теперь постоянно. Маршруты репортёра, как и раньше, — самые дальние. Северный флот, горы Кавказа, строительство Нурекской ГЭС в Таджикистане, даже заграница: в 1967 году журналист летал в Монголию, считавшуюся, подобно Польше или Чехословакии, тоже социалистической страной, потому именовавшейся в советской печати и на радио «братской». Почти всегда поездка оборачивалась не только интервью с людьми, но и песней. Вот только из Монголии песню не привёз, но это простительно (зато пока летел в самолёте до Улан-Батора через Иркутск, сочинил полушутливую песню про этот сибирский город: «…Приставлен мой путь к виску, / Дороги звенит струна / Туда, где встаёт Иркутск, / По-видимому, спьяна»). Голоса жителей далёкой страны, о которой советские читатели и слушатели имели довольно смутное представление (даром что «братская социалистическая»), — это тоже любопытно.

Найденную уже в первом репортаже форму подачи материала — чередование пения, бесед и «документальных шумов» — Визбор успешно разрабатывал и дальше, добиваясь максимальной динамичности и эмоциональности, когда рассказ собеседника вдруг прерывается голосом поющего поэта — то задушевно-лиричным, то тревожным или заострённо драматичным. Параллельно звуковому репортажу в журнале обычно печатался и «письменный» очерк Визбора о тех людях и местах, где он побывал с магнитофоном. «Да не интересен никому этот репортаж», — обмолвится в документальном фильме «Вершина Визбора» (1987) Сергей Есин, имея в виду то, что интересны были визборовские репортажи только самим Визбором. Наверное, Юрий Иосифович удивился бы, услышав это от своего друга и коллеги по редакции «Кругозора», некоторое время служившего заведующим общественно-политическим отделом журнала, а в 1960-х годах даже и его главным редактором. Есин, может быть, имел в виду то, что репортажи соответствовали советскому идеологическому канону — прославлению людей труда. Но «прославлялись» они журналистами чаще всего риторично и голословно, а Визбор благодаря «эффекту присутствия» приближал слушателя к жизненному материалу максимально. Во всяком случае, ему-то, Визбору, было явно интересно то, о чём он рассказывал и пел. И отделить его самого от предмета репортажа трудно.

Конечно, он не мог не «воспользоваться служебным положением» и не дать возможности выступить в журнале своим друзьям-бардам, которых печать, радио и телевидение своим вниманием, мягко говоря, не баловали. Один из первых репортажей, помещённый в восьмом номере за 1964 год, состоял из голосов ленинградских поющих авторов — Бориса Полоскина, Валентина Вихорева, Евгения Клячкина и Александра Городницкого. Друзья были приятно удивлены, когда специально приехавший по этому поводу в Ленинград Визбор стал их обзванивать и «объяснять задачу». Конечно, включить в шестиминутную пластинку по полной песне каждого из них было невозможно, но фрагменты песен и краткие высказывания друзей туда вошли; в завершение Визбор (без его пения звуковой репортаж не репортаж) сам напел куплет известной песни Городницкого «Над Канадой» — замечательно, надо сказать, напел, «по-визборовски», словно авторизовал чужое произведение. И конечно же появление на одной из звуковых дорожек пятого номера за тот же год стихов Леонида Мартынова в авторском чтении — это, несомненно, тоже инициатива Визбора, всегда, как мы помним, любившего этого поэта. Позже на журнальных пластинках прозвучат и стихи Николая Тихонова, Ярослава Смелякова, Павла Антокольского, Александра Межирова, Давида Самойлова… Знаковым событием можно считать появление в «Кругозоре» в 1968 году пластинки Окуджавы. Булат Шалвович хотя и был членом Союза писателей, то есть имел официальный статус литератора, но как автор песен оставался на «полулегальном» положении. Его записи фирма «Мелодия» пока ещё не издавала (хотя в начале 1960-х попытка такая — увы, безуспешная — была).

Визбору, по его позднейшему признанию, хотелось, чтобы песня-репортаж, написанная «о конкретных людях, конкретных событиях», при этом «носила какой-то обобщающий характер, могла звучать и самостоятельно» (из интервью журналу «Клуб и художественная самодеятельность», 1978). Другими словами — он усматривал в судьбах своих героев и вкладывал в свои песенные сюжеты общечеловеческое содержание. Среди подготовленных Визбором песенных репортажей сам автор особо выделял тот, что был связан с любимой им авиацией и посвящён подвигу Павла Шклярука; этот репортаж звучал на одной из пластинок сентябрьского номера за 1966 год. По словам Визбора, он имел большой резонанс: в редакцию «Кругозора» несколько лет приходили взволнованные письма-отклики.

Павел Шклярук, курсант Армавирского лётного училища, младший сержант, по рождению одессит, 6 июня 1966 года совершал учебный вылет с аэродрома «Сокол» под Саратовом. Когда самолёт приблизился к посёлку Увек на южной окраине города, в работе двигателя начались перебои; с земли было видно, что машина то зависает в воздухе, то бессильно идёт на снижение. Продолжать полёт было невозможно. Пилот мог бы катапультироваться, но не сделал этого: под крылом сначала были жилые дома, а затем крупное нефтехранилище. Шклярук увёл машину к Волге, чтобы посадить её на воду (в этом случае можно было спастись), но теперь внизу оказался пассажирский теплоход. Надо тянуть дальше! И вот теплоход вне опасности, но впереди железнодорожный мост, на который в этот момент выезжал пассажирский поезд. Поняв в последний момент, что избежать столкновения не удастся, Павел прямо в полёте резко повернул машину на 90 градусов кабиной к воде, и она рухнула в Волгу. Шклярук погиб, спасая жизнь сотен людей. За свой подвиг он был награждён посмертно орденом Красной Звезды.

В звуковом репортаже о Шкляруке Визбор почти ничего не говорит — только даёт слово спасённым Павлом очевидцам его гибели и поёт две написанные специально для репортажа песни: «Пропали все звуки» и «Курсант». Первая — динамичная, звучащая в кульминационный момент репортажа от лица лётчика, уравнивающая подвиг героя песни с подвигом Николая Гастелло, во время Великой Отечественной войны направившего свой подбитый фашистами самолёт на вражескую военную технику: «Случись же такое вот дело — / Я сам же хотел в небеса, — / Я лётчик — товарищ Гастелло, / Я Пашка — обычный курсант. / Я падаю взрывчатым телом, / А крыши согнулись и ждут. / Я, кажется, знаю, что сделать, / Чтоб эту не сделать беду». Написано мастерски: лётчик и самолёт слились в песне в единое взрывчатое тело; очень выразителен образ крыш, в напряжённом ожидании катастрофы словно согнувшихся двумя своими скатами; неожиданно использован каламбур что сделать… чтоб… не сделать… Неожиданно — потому что каламбур обычно встречается в шутливых стихах, а здесь — трагические. Другая песня звучит полностью в начале репортажа и фрагментарно — в финале, уже более строго и мужественно, чем в начале (там поэт поёт её лирично). Её маршевый рефрен, в котором множественное число («вы») как раз и выражает необходимый поэту «обобщающий характер» сюжета, становится и впечатляющим финальным аккордом всего репортажа: