Шерли Грэхем - Фредерик Дуглас Страница 41

Уиттьер отмахнулся от него, не сдержав, однако, усмешки.

— Поосторожней! Цитаты из Томаса Пейна тебе не помогут.

— Чепуха! У Томаса Пейна было больше веры, чем у всех массачусетских церковников, вместе взятых. — Молодой священник вскочил на ноги, его худое лицо загорелось радостью.

— Дуглас отправится в Род-Айленд! Уговорить Гаррисона я беру на себя.

Так и порешили, и Дуглас оказался в числе трех аболиционистов, объездивших буквально все уголки этого маленького штата. Это были: Стефен С. Фостер из Нью-Гэмпшира, Паркер Пиллсбери из Бостона и Фредерик Дуглас из неизвестного района рабовладельческих территорий. Двое белых и негр — все трое молодые, крепкие, воодушевленные своей целью люди. Блестящее, страстное красноречие Фостера, грозные обличения Пиллсбери и одно лишь присутствие Фредерика производили везде настоящий фурор. За ними следовали галдящие оравы недовольных; их обливали грязной бранью, выгоняли из таверн, забрасывали камнями и тухлыми яйцами.

Но они продолжали свои выступления в школах и храмах, в наемных помещениях и на рыночных площадях, в складах, на фабричных дворах и пристанях. Иногда аболиционистов сопровождала Эбби Келли, которая стала потом женой Стефена Фостера. Юность и ясная красота этой истинной дочери квакеров в сочетании с удивительной серьезностью, большими познаниями и незаурядной силой логического убеждения покоряли противников. Ей удавалось утихомирить самые бурные страсти.

Люди начали прислушиваться. Они выдвинули проект «конституции свободного человека», противопоставив его конституции Томаса Дорра; в Провиденсе был созван огромный митинг. Газетные заголовки и афиши, распространявшиеся по всему штату, объявляли, что основным оратором будет Фредерик Дуглас, бежавший из неволи.

Джек Хейли увидел эти афиши, приехав поздно вечером в Провиденс. Наспех глотая в гостинице свой ужин, он все время прислушивался к разговорам об этих делах. Когда Джек подошел к переполненному зданию, митинг был в самом разгаре. С трудом протиснувшись в дверь, он сразу понял, что в зале происходят какие-то события. Кто-то требовал слова.

— Это Сэт Лютер! — перешептывались возбужденные слушатели. — Правая рука Томаса Дорра.

— Давай, Сэт, говори! — раздался зычный голос в толпе.

Молодой человек на платформе жестами призвал к молчанию и кивнул человеку, стоявшему в проходе.

— Вот вы, филантропы, оплакиваете участь рабов на Юге, — резким голосом заговорил оратор. — Что же, поезжайте ка Юг и помогайте им! Наша забота — равные права человека, освобождение белых людей; только добившись этого, можно бежать на выручку черным, будь они свободные или рабы. Не лезьте не в свое дело!

Часть присутствующих встретила это выступление аплодисментами, другая — свистом и возмущенными возгласами. Но когда Лютер возвращался на свое место, люди, сидевшие около него, одобрительно переговаривались между собой.

Потом Джек увидел, что председатель собрания отошел о сторону и его место на платформе занял человек очень внушительного вида. Не успел он еще вымолвить слова, как в обширном зале воцарилась полная тишина. Ибо это, вне всяких сомнений, был тот самый «беглый раб», ради которого слушатели пришли сюда. Джек глядел на него во все глаза: неужели этот человек был когда-нибудь рабом? Массивные плечи, прямой, хорошо развитый торс, крупная голова с густой гривой волос, откинутых назад с широкого лба, глубоко сидящие глаза, упрямая челюсть, опушенная бородой, спокойное достоинство и сдержанная сила, пронизывающая каждое его движение, — все это заставило Джека невольно воскликнуть:

— Бог мой! Вот это человек!

На него зашикали со всех сторон. Фредерик Дуглас начал свою речь.

— Этот джентльмен желал бы, чтобы мы вели себя потише. Он говорит о белых рабочих и неграх рабах так, словно наше дело чем-нибудь отличается от его собственного. Разве мы думаем о чем-либо другом, кроме равных прав человека? И неужели мы должны доказывать принадлежность негритянской расы к роду человеческому? Разве не вызывает удивления, что, хотя мы возделываем землю, сеем и собираем урожай, пользуемся всевозможными механизмами, воздвигаем здания, строим мосты и суда, обрабатываем железо, медь, бронзу и золото; что, хотя мы читаем, пишем и считаем, служим клерками и секретарями, работаем на калифорнийских приисках, охотимся на китов в Тихом океане, выращиваем скот на горных пастбищах; что, хотя мы существуем, двигаемся, действуем, размышляем, строим планы и, наконец, молимся христианскому богу — от нас требуют доказательств, что мы люди!

Я должен вам сказать, что рабовладельцы из самых темных джунглей Юга признают этот факт. Они подтверждают его, вводя определенные законы; подтверждают его, карая всякое проявление непокорности со стороны раба. В штате Виргиния семьдесят два вида преступлений караются смертью, если они совершены неграми, пусть даже самыми невежественными, и только два из них требуют подобного же наказания для белого преступника. Чем же является этот факт, если не подтверждением полной моральной ответственности негра как разумного человеческого существа? Известно, что своды законов южных штатов полны распоряжений, запрещающих под угрозой больших штрафов и других наказаний обучать рабов чтению и письму. Если вы укажете мне хоть один подобный закон, относящийся к тягловому скоту, я соглашусь с вами, что принадлежность негров к роду человеческому нуждается в доказательствах.

Зал огласился восторженными возгласами. Слушатели стучали ногами и кричали, кидали в воздух шапки. Дуглас, дождавшись тишины, перешел на более спокойный тон. Он говорил о значении конституционного правительства, о том, чего сможет добиться эксплуатируемый народ, если он будет держаться вместе, и что все они потеряют, ведя распри между собой.

— Рабовладельцы с присущим им коварством подстрекают белых трудящихся на враждебные поступки против негров и, таким образом, превращают белого бедняка в такого же раба. Разница заключается лишь в том, что черный раб принадлежит одному хозяину, а белый — всем хозяевам вместе. И того и другого обирают одни и те же грабители.

Когда собрание окончилось, Джек попытался пройти вперед, чтобы задать несколько вопросов этому удивительному оратору, но ему никак не удавалось пробиться сквозь напиравшую толпу. В конце концов Джек сдался и возвратился в гостиницу. А на другой день ему сказали, что аболиционисты уехали в Бостон. Томас Дорр лишился народной поддержки. Когда, наконец, приняли новую конституцию штата Род-Айленд, оговорка, относящаяся к белому населению, была из нее вычеркнута.