Джон Рид - Вдоль фронта Страница 41

Факт тот, как мы узнали впоследствии, нас решено было расстрелять в Холме. Но американский и английский послы настояли, чтобы нас переслали в Петроград…

На следующий день я отправился в американское посольство узнать, как обстоят дела. Первый секретарь дал мне понять, что я налгал, так как мои объяснения и объяснения министерства иностранных дел не совпадали.

– Я думаю, – сказал он, – что вы будете высланы через Стокгольм или Владивосток. По-моему, вам лучше спокойно ожидать в отеле.

– Но посол посоветовал мне самому уехать отсюда.

– И не пробуйте уезжать, – многозначительно сказал он, – ни в коем случае.

– Но мне надо вернуться в Бухарест! – воскликнул я. – Разве посольство допустит, чтобы нас выслали через Стокгольм или Владивосток из-за каких-то ложных обвинений?

Он холодно ответил, что посольство ничего не может сделать.

В британском посольстве, куда я дошел вместе с Робинзоном, первый секретарь только рассмеялся.

– Это положительно смешно, – сказал он. – Само собой, они не могут выслать вас из России. Опишите всю эту историю, и мы поступим сообразно вашему изложению фактов. Если мистер Рид пожелает, то мы будем рады оградить также и его.

Через два часа из британского посольства была отправлена нота в министерство иностранных дел, заверяющая наши документы и гарантирующая невинность наших поступков.

Спустя некоторое время я снова встретился с мистером Мэрэй в вестибюле отеля.

– Как, мистер Рид, – сурово произнес он, – вы все еще в России?

– Ваш первый секретарь приказал мне ни под каким видом не уезжать отсюда.

– Так он сказал? – произнес неуверенно посол. – Но я предпочел бы не видеть вас в этой стране, мистер Рид. Ваше дело – большая забота для меня!

В России все делается очень медленно и необычайно странно. Три недели спустя пришло распоряжение в оба посольства: что мистеры Рид и Робинзон могут оставаться в России, сколько им будет угодно, но, когда они будут уезжать, они должны покинуть страну через Владивосток.

– Ничего нельзя было сделать, ничего, – сказал мистер Мэрэй, – но я поговорю с Сазоновым.

Секретарь британского посольства был в высшей степени возмущен.

– Не уступайте, – говорил он, – посол сам немедленно заявит свой протест мистеру Сазонову.

Сэр Джордж Бьюкэнэн, британский посол, считал все это дело пустяком. В тот же день он говорил с министром иностранных дел.

– Я нахожу, что ваши люди очень недальновидны, – сказал сэр Джордж, – эти корреспонденты оказали союзникам неоцененные услуги в американской прессе. Они приехали в Россию, чтобы писать о здешних делах благожелательным образом. Вы просто создадите предубеждение в Америке против России.

– Все равно, – сказал Сазонов, – с их стороны было очень наивно въезжать в Россию таким образом.

– Они не более наивны, чем ваши собственные военные власти, – возразил сэр Джордж.

Через неделю мистер Мэрэй встретил меня в вестибюле и дружески протянул руку.

– Ну, мистер Рид, – сказал он, улыбаясь, – как идут ваши дела?

– Я думал, вы похлопотали о моих делах, мистер Мэрэй, – отвечал я. – Говорили вы с мистером Сазоновым?

– Я имел дружескую беседу с мистером Сазоновым. Он меня уверил, что ничего нельзя сделать. Запомните, мистер Рид, что я не буду виноват, если вы попадете в неприятное положение. Вспомните, что я откровенно советовал вам сразу уехать из России, я и теперь советую вам сделать то же – через Владивосток.

Десять дней спустя мы попытались бежать. Взяткой в тридцать пять рублей мы убедили петроградскую полицию поставить на наши паспорта официальный штамп: «Разрешен проезд через границу», и однажды вечером мы вышли, переменили несколько раз извозчиков и выехали поездом на Киев и Бухарест. Но на следующее утро, в Вильно, в наше купе вошел улыбающийся жандармский офицер и разбудил нас.

– Тысяча извинений, – сказал он, не спрашивая, кто мы и куда едем. – Я имею приказ по телеграфу попросить вас сойти здесь с поезда, вернуться в Петроград и немедленно оставить Россию через Владивосток.

Обратный путь в Петроград занял полтора дня. Мы попали в свой отель только после того, как два офицера из охранного отделения установили нашу личность и отправили на допрос в штаб.

Довольно странно, что там ничего не знали о нашей попытке бежать. Начальник – угрюмый распухший человек с злым лицом – прочел нам приказ, только что полученный от его высочества великого князя. Он был датирован тремя днями раньше – кануном нашего побега. В нем было сказано:

«Мистеру Бордману Робинзону, британскому подданному, и мистеру Джону Риду, американскому гражданину, настоящим предписывается выехать из Петрограда через Владивосток в двадцать четыре часа по получении сего приказа; в случае неисполнения они будут преданы военному суду и сурово наказаны».

– Сурово наказаны? – спросил Робинзон. – А если нас оправдают?

– Вы будете сурово наказаны, – деревянным голосом ответил начальник.

Между тем наш переводчик смотрел расписание поездов на Владивосток в течение ближайших двадцати четырех часов. Поезда не было! К тому же у нас вышли деньги. Но все это начальника не интересовало, он настаивал на том, что мы должны заехать, есть поезд или нет, есть у нас деньги или нет.

В сопровождении целой своры сыщиков, разнообразно замаскированных, мы поспешили в наши посольства.

Мистер Мэрэй отказался меня принять и выслал вместо себя мистера Уайта, второго секретаря.

– Мы не можем помочь вам деньгами, мистер Рид, – холодно сказал он. – Но, мне кажется, у американского консула есть фонд для неимущих американцев.

В отчаянии я объяснил ему, что мы получили приказ выехать во Владивосток в течение двадцати четырех часов и что такого поезда нет. Он равнодушно ответил, что сомневается, чтобы можно было что-нибудь сделать. Я бросился на поиски Робинзона.

К счастью, британское посольство хлопотало за нас обоих. Посол телеграфировал британскому атташе при штабе великого князя, чтобы он переговорил с «его высочеством». Кроме того, сэр Джордж отправился лично в министерство иностранных дел и протестовал от имени своего правительства. Министр иностранных дел телеграфировал великому князю, прося отменить приказ, и по телефону отдал распоряжение сыскной полиции прекратить слежку за нами.

Час спустя начальник полиции извинился перед нами по телефону и сообщил, что его люди отозваны.

На следующий день в отель явился штабной офицер и в почтительных выражениях передал нам бумагу от адъютанта великого князя, уведомляющую, что приказ о нашей высылке отменен и что мы можем отправиться в Бухарест, когда пожелаем.