Альфред Кох - Ящик водки Страница 41

– Ну, «афганцы» погоды не делали. А в целом тогда наивный был народ, доверчивый, он не ожидал от себя ни Баку, ни Сумгаита – все нормально, все добрые и чудесные.

– И Горбачев думал: «Мой народ меня любит».

– И пролетариат еще гордился тем, что он якобы самый передовой класс. Они думали, что быть рабочим – это не просто железки таскать и пьянствовать, но еще и создавать историю современности. Они искренне думали – вот я-то рабочий человек, я – лучший, а ты-то кто?

– Интеллигентик в очках.

– Это было, было у людей! Рабочим – почет и уважение, квартиры и санатории… А когда пролетариев избавили от иллюзии, что они передовые, это был страшный удар по психике. Вдруг оказалось, что ниже пролетария никого нет в обществе!

– Ну, только крестьянин.

– Крестьянин хоть сыт, пьян и нос в табаке. А у пролетария – ничего нет. Только вчера он считал себя крутым! А там вслед за пролетариями рухнули также поэты и писатели, которых раньше слушали открыв рот… Ожидали правды от ТВ, от вождя лично – будучи взрослыми людьми. В тот год даже у таких людей, как мы – да что там мы, даже у таких людей, как ты, – были самоотверженные чувства, мысли про общественное благо. Это наивное время длилось сколько еще?

– Где-то до 89-го.

– Съезд же был, да! А потом еще был всплеск на путче в 91-м.

– На этом втором всплеске я и пошел во власть. В 90-м году мэром избрался, ну и так далее. А спад был в 87-88-м.

– В связи с тем, что жрать было нечего.

– Да. И как-то все в болтовню уходило в основном.

– Тогда все начальники говорили – вот надо два-три года перебиться, а потом настанет счастье. Горбач говорил такое, нет?

– Нет, только Борис Николаевич. Говорил – на рельсы лягу… Шоковая терапия…

– Наивное, доверчивое, красивое время. Никогда больше такого не было.

– Да-а-а. А помнишь «Московские новости», такая газета была? Егор Яковлев там был главным редактором. Так ее ж было не купить! Я знал один стенд у Финляндского вокзала, специально туда ездил на метро и читал стоя. А гласность, кооперация – это уже позже.

– А в 85-м чистый базар шел.

– Самый робкий.

– А как мы обозначим обычный уровень нужды и бедствий? Зарплаты хватает на еду?

– Я не знаю, как определить. Вот в 83 – 84-м я жил на самом пределе нищеты. Крысы бегают, сосед по коммуналке пьяный, еле сводили концы с концами. Но мы же не считали себя нищими! У нас порог нужды и бедствий ниже обычного был! Если б я сейчас так жил, я б себя считал нищим. А тогда – не считал. У меня 200 рублей и у жены 130 – и нормально.

– Да, это важно. К деньгам в то время был сравнительно слабый интерес. Согласись!

– Тогда этого стыдились. Хотя я – нет. У меня было много друзей-фарцовщиков, и поэтому я как-то уже начал к этому относиться толерантно. Хотя люди, которые постарше меня на десять – пятнадцать лет, этого и представить не могли.

– Да хоть меня возьми: «Да чтоб я фарцевал – не бывать такому!»

– А я предпринимал некоторые попытки. Хотя и опасно это было…

– Вон Лисовский говорит, что фарцу презирал. Предпочитал вагоны разгружать.

– Все мы разгружали. Я не очень, кстати, понимаю московскую идеологию. Мне некоторые олигархи рассказывали, что они коммунистами были и в то же время возле «Березки» ломщиками стояли. Ведь мальчики из элитных московских семей. Такого у нас в Питере не было.

Примечание Свинаренко

И самих денег тоже не было. Я нашел в старом блокноте такие записи: «Накопил 250 рублей. Таких денег у меня никогда в жизни не было». «Сдал бутылки на 9 рублей». Но, с другой стороны, я понимал, что сам выбрал такой вариант жизни. Никто не заставлял меня после школы поступать на журфак, я вполне мог учиться в Донецке. На товароведа, на стоматолога, к примеру. С медалью меня что в торговый, что в медицинский взяли бы без экзаменов. Что мне помешало выбрать прямой и ясный путь к быстрому богатству? Кто знает?… Но тут самое странное вот что: я не жалею, что не стал состоятельным зубным протезистом. Или, к примеру, нефтяником. Когда говорят, что не в деньгах счастье, это всегда звучит как-то неубедительно. Но мне в юности казалось и сейчас кажется, что в случае выигрыша можно взять деньгами – а можно и еще чем-то. Разумеется, за деньги можно купить много приятных вещей и услуг. Но я видел людей, которым деньги не принесли ничего, кроме серьезных неприятностей, а кому-то сильно сократили жизнь – их самих или близких им людей. Я сам однажды в 1993 году был невероятно близок к тому, чтоб потонуть в океане у побережья Австралии, меня довольно далеко унесло отливом. Я чудом выплыл, из последних сил, и упал на песок, дыша как загнанный конь. И ведь точно мог бы потонуть – а кто-то, бедный и несчастный, после этого еще бы пятьдесят лет жил, не выбираясь за пределы своей Ивановской области, не имея денег на богатые путешествия…

С другой стороны, видел я и людей, которые без больших денег живут замечательно и собой довольны. Смотришь – полмира человек объездил на казенные бабки, девушки ему даром дают, квартира у человека, дача, семья, дети, почет и уважение, все ему наперебой норовят налить… Смотришь на таких людей и понимаешь, что счастье точно не в деньгах.

А один человек мне рассказывал о своем удивительном опыте, когда он в Нью-Йорке, чужом для него городе, заработал много денег: «Самое страшное, когда у тебя в кармане толстая пачка долларов, ты можешь до хера чего купить – а ты никому не нужен…»

– Значит, интерес к деньгам…

– …был на уровне удовлетворения минимальных потребностей.

– Что это было – затянувшееся детство?

– Хрен его знает. Никто ж нас не готовил к капитализму. Он сам по явился.

– А сейчас бы ты смог жить бедно? Или сказал бы: «Убейте меня лучше»?

– А что это за такой эксперимент? Я не очень понимаю. Какая такая острая необходимость жить бедно? У меня нет такой необходимости. И потом… Меншиков, например, был один из самых богатых людей России…

– Он спиздил же там все в Питере.

– Ну какая разница…

– Что значит – какая разница?

– Ну что тут такого – спиздить?

– Ну как что? Настроил себе дворцов на бюджетные деньги. Во красавец!

– Кхэ-кхэ. И царь все знал. И сам в этих дворцах жил.

– Фактически Меншиков в Питере занимался приватизацией. Ха-ха-ха.

– Там нечего было приватизировать, на болоте. Он все построил, а потом спер. Ну да не важно!

– Ты меня смешишь – как так не важно?

– Ну хорошо, скорей всего он был вор. А потом его сослали в Березов. Говорят, он там хорошо себя чувствовал. Дрова рубил, баню топил. Правда, денег не было.