Даниель Арно - Навуходоносор II, царь Вавилонский Страница 41

Вавилонянам казалось нелепостью, если человек жил обособленно от себе подобных. Каждый находился в составе некоторой общности — прежде всего семьи, над которой стояли село или городской квартал. В этих пределах и проходила человеческая жизнь. Как гласило изречение, «кровь есть кровь, другой есть другой, а что снаружи, то снаружи». Такое положение вещей существенно ограничивало возможность внешнего воздействия, даже со стороны самого государя, несмотря на весь его личный или официальный авторитет. Если всё шло своим чередом, вавилонянин повиновался только обычаю, который он унаследовал от отцов, дедов и прадедов. Обычай был неоспорим и управлял всей жизнью людей от рождения до смерти: не только такими делами, которые мы бы сочли подлежащими правовому регулированию (собственность и ее переход из рук в руки), но и распределением воды из каналов, отношениями мужчин и женщин, родителей и детей. Поэтому общество VI века было весьма открытым. Семейная переписка показывает нам примеры свободных и непринужденных отношений — как ссор и перебранок, так и семейной любви.

Всякий человек в Вавилонии — как, впрочем, на территории всего «Благодатного полумесяца» — относился к одной из двух социальных категорий — являлся либо свободным, либо рабом. Его положение не зависело от того, был он местным уроженцем или мигрантом. Свободные — как местные, так и переселенцы, — как правило, несли трудовую повинность; от нее освобождались только жители больших городов. Но хотя статус обеих групп был одинаков, различие между ними всё же существовало: невавилоняне, естественно, не участвовали в выборных собраниях и не исполняли никаких обязанностей, связанных с политикой.

Зато противоположность между рабским состоянием и свободой приводит современного человека в недоумение. «Человек — тень бога, раб — тень человека», — говорили в Вавилоне. Однако действительность была гораздо сложнее, и сегодня мы должны отказаться от надежды понять, как было на самом деле.

Прежде всего обычное словоупотребление приводит к некоторым затруднениям. Термин, который мы за неимением лучшего переводим как «раб», на деле означал всякое отношение подчинения между двумя личностями, кем бы они ни были: царь покорялся богу, автор письма из вежливости звал себя «рабом» адресата, всякий низший — всякого высшего; это же слово использовалось как самое обиходное ругательство. Таким образом, каждый являлся чьим-то «рабом»; человек неизбежно был «рабом» начальника общины, в которой жил. Итак, вавилонское общество было устроено в виде пирамиды: от самого последнего его члена до государя каждый кому-то приходился «господином», а кому-то — «рабом».

Такая неопределенность была донельзя обременительной. В VI веке писцы попытались преодолеть ее: для обозначения лица, лишенного части прав свободного, они использовали прилагательное «ничтожный». Эти попытки продолжались недолго: ведь для закрепления этой формулы должно было существовать общепринятое понимание того, что есть рабство. Но его не было, поэтому путаница никуда не исчезла.

Читая тексты, мы никак не можем узнать, что же вкладывалось тогда в понятие «раб»; да и сами вавилоняне едва ли смогли бы растолковать нам это. Для нас рабом является тот, кого документы прямо так называют. В отличие от свободного человека, к его имени обычно не присоединяли отцовское, но такое правило было далеко не обязательным: если в тексте юридического или экономического характера надо было избежать двусмысленности или одноименности, имя отца ставили. Ведь рабы имели право создавать семьи, и родители рабов были известны. Допускались и смешанные браки. По общему правилу свободные и рабы получали одинаковую плату за работу. Одинаковы были у них и жизненные чаяния. В повседневной жизни между ними не было никакой разницы: при любом юридическом статусе богатые жили в роскоши, а бедные — в нужде.

Мы располагаем многочисленными свидетельствами о побегах рабов, но этому явлению не стоит придавать чрезмерного значения: письма современников упоминали о них так часто потому, что и писались именно с целью зафиксировать эти случаи. Да и свободные люди также могли нелегально покидать место жительства. И те и другие были чаще всего нищими сельскохозяйственными рабочими, слабо связанными со своими общинами. Никак не может быть, чтобы таким образом они стремились избавиться от жизненных тягот; к сожалению, до сих пор еще никто не задался вопросом о причинах их действий.

Беглецу надо было просто оставить дом и сменить место жительства. Вавилоняне были большими домоседами, путешествовали очень редко; поселиться в другом городе значило для них попасть в другой мир. Как правило, при желании находился свободный сообщник, готовый предоставить убежище. Отлучка виновного, пока его не задерживали, могла длиться десятилетиями. Притом беглецы, кажется, ничем не рисковали — им не грозило никакое наказание. Все убытки нес их собственник. Прибегнуть к помощи центральной власти было совершенно невозможно — она не вмешивалась в эти дела; так что хозяину приходилось отыскивать свое одушевленное добро на свой страх и риск. Только у храмов было достаточно служителей, чтобы посылать на розыск пропавших. Остальным оставалось ждать доноса или полагаться на удачу (или неудачу — с какой стороны посмотреть).

Осуществить побег было очень легко еще и потому, что по внешнему виду свободные жители, Вавилонии от рабов ничем не отличались. В начале II тысячелетия несвободные носили особые головные уборы, но потом этот обычай забылся. В VI веке рабу или рабыне иногда ставили на руке имя владельца, но такой способ удостоверения принадлежности раба был неудобным, так как хозяин мог меняться. Поэтому к нему прибегали редко, за исключением случаев, когда хозяином был храм. Для храмовых рабов «господином» или «госпожой» было только местное божество. Рабов для храма приобретали навсегда: продавать или перепродавать их не было резонов. К тому же новый хозяин, даже при обнаружении такой отметины, мог ею не заинтересоваться либо (если он был нечестным человеком) не согласиться с ней считаться. Поэтому в ряде случаев юридический статус человека устанавливался в тяжелейших спорах; нередко суды могли определить, раб перед ними или свободный, только на основании случайных свидетельстве

Раб нес ответственность по гражданскому и уголовному законодательству. Его свидетельство принималось в суде, он мог выступать и истцом. Он бывал свидетелем при заключении контрактов и сам их заключал. Кроме того, он мог являться поручителем за собственного хозяина, давать в долг, брать взаймы, вступать в торговую компанию вместе со свободными. Некоторые рабы в качестве деловых агентов защищали интересы своих хозяев. Бывали они и арендаторами, и субарендаторами, так что нередко случалось, что рабы эксплуатировали свободных в качестве наемных рабочих. Они владели домами, полями, пальмовыми рощами, мастерскими и, наконец, сами имели рабов.