Ишмаэль Бих - Завтра я иду убивать. Воспоминания мальчика-солдата Страница 42

– Я не виню вас в том, что вы сделали со мной.

Нас это взбесило. Мы хотели, чтобы «эти штатские» (так мы называли всех работников центра) видели в нас солдат, сильных и опасных, способных уничтожить их. Но большинство сотрудников вели себя так же, как кладовщик: мы причиняли им боль, а они лишь улыбались в ответ, будто сговорились не обращать внимания на наши выходки. И чем больше терпения и понимания они проявляли, тем больше мы ненавидели их.

У меня снова начали трястись руки, приступы мигрени стали мучить с новой силой. Казалось, что в голове гулко стучит по наковальне большой кузнечный молот. От этого беспрестанного, невыносимого и резкого шума все мое тело напрягалось, мышцы болели, вены вздувались. Я скрючивался и катался по полу возле кровати или на веранде. Никто не обращал на это внимания: каждый по-своему боролся со страшными симптомами ломки. Альхаджи, например, тузил бетонные опоры одного из домов, пока не разбил руки в кровь и не обнажились костяшки пальцев. Тогда его отвели в медпункт и несколько дней кололи снотворное, чтобы он не причинил себе еще большего вреда.

Однажды я решил разбить стекла в классах. Не помню, почему я пустил в ход кулаки, вместо того чтобы, подобно остальным, кидать камни. В одном из окон моя рука застряла. Я с трудом извлек ее оттуда, но остановить кровь не мог, так что пришлось идти в медпункт. Я надеялся украсть там бинты и лекарства и обработать рану самостоятельно. Однако медсестра заставила меня сесть на стул и стала вынимать загнанные глубоко под кожу острые осколки. Вытаскивая каждый из них, она поворачивала голову и внимательно заглядывала мне в глаза. Девушка пыталась уловить гримасу боли или страдания, но лицо мое оставалось совершенно бесстрастным. Это ее озадачивало, но она продолжала трудиться над кровоточащими ранами. Я абсолютно ничего не чувствовал. Мне ничего от нее не нужно было, остановить бы кровотечение, и все.

– Сейчас будет больно, – сказала она перед тем, как начать обрабатывать порезы.

А после того, как перебинтовала мне руку, поинтересовалась:

– Как тебя зовут?

Я ничего не ответил.

– Приходи завтра, я поменяю повязку. – Она попыталась погладить меня по голове, но я оттолкнул ее руку и вышел.

Конечно, к медсестре я на следующий день не пошел, но все равно оказался на больничной койке, потеряв сознание на веранде во время приступа мигрени. Очнувшись на кровати в медпункте, я увидел ту же девушку. Она протирала мне лоб влажной марлей. Я схватил ее за руку, оттолкнул и выбежал на улицу.

Усевшись на солнце, я стал раскачиваться вперед и назад. Все тело ломило, в горле пересохло, начало тошнить. Меня вырвало чем-то вязким и зеленым, после чего я снова отключился, а пришел в себя через несколько часов. Возле меня снова стояла та же медсестра. Она протянула стакан воды:

– Можешь, конечно, опять уйти, но я тебе очень советую все-таки провести ночь здесь. – Она погрозила мне пальцем, как мать, делающая выговор упрямому малышу.

Я выпил воды, а стакан швырнул об стену. Она вскочила со стула. Я попытался встать и сбежать, но не смог даже сесть на кровати. Медсестра приблизилась, улыбнулась и сделала мне укол. Потом укутала меня в одеяло и пошла подметать осколки. Мне хотелось скинуть одеяло, но не удалось даже шевельнуть пальцем. Навалилась слабость, глаза начали слипаться.

Когда я проснулся, то услышал рядом шепот медсестры, которая тихонько говорила с кем-то. Я не мог понять, который час, день сейчас или ночь. В виске что-то пульсировало. Постучав рукой по краю кровати, чтобы привлечь внимание девушки, я спросил:

– Сколько времени я здесь пробыл?

– О! Кто это у нас подал голос? Осторожнее с рукой! – отозвалась она.

Я привстал и увидел, что в комнате находится военный. Первое, что пришло мне в голову: сейчас он увезет меня обратно на фронт. Но, рассмотрев его получше, я понял, что он здесь по другому делу. Это был чисто и хорошо одетый – не как полевой командир – офицер в чине лейтенанта, без оружия. Он, видимо, приехал с инспекцией – посмотреть, какую медицинскую и психологическую помощь нам здесь оказывают. Но при этом явно больше интересовался медсестрой, чем мною. «Я тоже когда-то был лейтенантом, – подумал я. – Точнее, младшим лейтенантом».

Меня как младшего лейтенанта назначили командиром небольшого отряда для выполнения коротких разведзаданий. Лейтенант Джабати и капрал Гадафи отобрали в отряд моих старых товарищей – Альхаджи, Канеи, Джуму и Мориба. Мы снова были вместе, но теперь уже не бежали от войны, а были ее участниками. В наши обязанности входило подыскивать деревни, в которых имеются запасы еды, наркотиков, бензина, оружия и патронов. Добытую информацию мы передавали капралу, и тогда в селение направлялось большое подразделение солдат. Они убивали его обитателей, чтобы добыть все необходимое для нашего выживания.

Во время одной из разведывательных вылазок мы случайно наткнулись на одну деревню. Считалось, что до ближайшего населенного пункта три дня пути, но уже через стуки ветерок донес до нас запах жарящейся на пальмовом масле еды. Стоял чудесный солнечный день на исходе лета. Я и мои товарищи сошли с тропы и стали пробираться по кустам. Как только за деревьями показались соломенные крыши, все легли на землю и поползли по-пластунски к деревне, чтобы посмотреть, что там происходит. Вдоль околицы лениво бродили несколько вооруженных мужчин. Рядом с каждым домом стояли тюки с вещами: похоже, боевики собирались уходить отсюда. Если бы мы отправились обратно на базу, чтобы привести с собой отряд побольше, то упустили бы повстанцев и не завладели их провизией. Поэтому решено было атаковать селение прямо сейчас. Я отдал приказ своим друзьям занять позиции в ключевых точках вокруг деревни, откуда им хорошо будут видны ее улицы. Мы с Альхаджи подождали несколько минут, пока ребята рассредоточатся; после этого мы с ним должны были подобраться поближе и первыми открыть огонь, дав тем самым знак остальным. Альхаджи и я вернулись на главную тропу и поползли по ее обочинам. У нас было два гранатомета и пять гранат. Мы были уже совсем близко, и я взял на прицел группу боевиков, которую хотел расстрелять первой. Но тут мой товарищ тронул меня за плечо и прошептал на ухо, что хотел бы в этой ситуации опробовать некоторые «приемы Рэмбо». Не успел я возразить, как он уже начал наносить маскировочную раскраску, размазывая по лицу придорожную грязь с помощью слюны и припрятанной в рюкзаке воды. Альхаджи закинул автомат за спину, вытащил штык и провел пальцем по плоской стороне лезвия, а потом пополз вперед, держа это оружие перед собой. Он двигался медленно, освещенный полуденным солнцем. Оно согревало теплом раскинувшееся перед нами селение, обитатели которого не знали, что скоро мы устроим им «темную».