Семен Иванов - Штаб армейский, штаб фронтовой Страница 42

Я подробно рассказал о танковых войсках, поскольку всегда в душе чувствовал себя танкистом. При работе над этой книгой я довольно подробно ознакомился и с состоянием артиллерии, в том числе реактивной, а также авиации, воздушно-десантных войск. Убедился, что и им репрессии 1937-1938 годов и их последствия нанесли тяжелый, труднопоправимый ущерб. Были свернуты научно-исследовательские работы в области реактивной техники, а ее корифеи С. П. Королев и В. П. Глушко оказались за решеткой. Застопорились мероприятия по массированию авиации. И все это во многом было связано с тем, что не стало во главе работы по совершенствованию боевой техники М, Н. Тухачевского, а его идеи были объявлены вредительскими.

Еще несколько замечаний. Сначала - о внезапности нападения. В принципе, казалось бы, войска, расположенные в приграничном районе, или во всяком случае большая их часть, должны всегда находиться в состоянии полной боевой готовности. Громадное значение имеет также своевременное получение частями приказа о развертывании боевых действий и нахождение всех родов войск в таком состоянии, чтобы они немедленно могли начать взаимодействовать. Приходится признать, что эти условия не были соблюдены. У нас не было правильного представления о характере начального периода войны, кроме того, Сталин стремился самим состоянием и поведением войск приграничных округов дать понять Гитлеру, что у нас царит спокойствие, если не беспечность. Причем делалось это не с помощью заранее разработанных демонстративных мер, как это обусловлено необходимостью сохранения безопасности государства, а, что называется, в самом натуральном виде. Например, зенитные части находились на сборах. Авиация была расположена скученно на давно засеченных гитлеровцами аэродромах. Пехота и танки во многих случаях не имели укрытий. Поэтому фактически с самого начала была исключена возможность взаимодействия войск.

Сказались полная некомпетентность Сталина в конкретной оборонной проблематике, отсутствие во главе Вооруженных Сил военного деятеля соответствующего масштаба и авторитета. При всем уважении к С. К. Тимошенко следует сказать, что он, обладая превосходными волевыми качествами, безупречной личной храбростью и здравым практическим умом, не был подготовлен в теоретическом и даже профессиональном плане для исполнения высокой должности Наркома обороны, и Сталин это знал. Начальником Генерального штаба незадолго до войны был назначен Г. К. Жуков. Этот прирожденный полководец все же не был штабным деятелем того уровня, к какому относились М. Н. Тухачевский, А. И. Егоров и И. П. Уборевич. В итоге мы, вместо того чтобы умелыми дезинформационными действиями ввести агрессора в заблуждение относительно боевой готовности наших войск, реально снизили ее до крайне низкой степени.

Теперь о всеми признаваемом просчете Сталина относительно момента начала войны. Его объясняют тем, что Сталин, зная о нашей неполной готовности к войне, всеми средствами пытался оттянуть ее начало. Вообще говоря, имея дело с опасным врагом, следует, наверное, показывать ему прежде всего свою готовность к отпору. Если бы мы продемонстрировали Гитлеру нашу подлинную мощь, он, возможно, воздержался бы от войны с СССР в тот момент. Ведь теперь-то широко известно, что он плохо представлял себе наши возможности - даже выдвижение новых, достаточно укомплектованных армий на рубеж Днепра было для Гитлера и его окружения неожиданностью.

Приводится и такой довод, что на Западе перед войной распространялись данные о том, что вермахт сначала будет стремиться покончить с Англией или начнет поход на Ближний Восток, поскольку Германии нужна нефть. Но ведь если бы у нас во главе органов военной разведки стояли компетентные и принципиальные люди, которых и сам Сталин считал бы таковыми, то они могли бы показать ему, насколько неосновательна эта дезинформация и насколько очевиден факт надвигающейся агрессии. Сталин сам стал жертвой ложной убежденности в своей непогрешимости Принимая желаемое за действительное, он невольно сыграл на руку неприятелю.

В результате всего этого лишь в конце 1941 года советским войскам в тяжелой и изнурительной борьбе, потребовавшей огромных жертв, удалось остановить противника на всем стратегическом фронте.

Глава четвертая. Могилев в огненном кольце

...Расстались мы с читателями на пути в Могилев. До него я добрался, если мне не изменяет память, без особых приключений. Штаб разыскал там же, откуда уехал 16 июня в Новогрудок. Однако А. В. Петрушевский считал, что управление войсками отсюда будет затруднено из за частых бомбежек, поэтому было решено перебраться в лес близ села Новый Любуж (12 километров севернее Могилева), где ранее находился один из запасных КП фронта и имелась связь со Смоленском.

Как только первые машины прибыли в Новый Любуж, мы занялись составлением боевого приказа. В это время раздался звонок прямого телефона, соединявшего нас со штабом фронта. Генерал Семенов сообщил печальную весть. Едва выехав из Смоленска, машина с генералом Филатовым подверглась обстрелу немецкого штурмовика. Наш командарм был тяжело ранен, его срочно эвакуировали самолетом в Москву, но, по заключению фронтового хирурга, надежды на спасение Петра Михайловича оставалось очень мало. Признаюсь, это сообщение вывело меня из равновесия. Последние несколько дней мы были с командармом неразлучны. Я хорошо узнал этого сурового на вид, но в сущности совсем не жесткого человека. Особенно мне нравилась в нем полная откровенность. Он говорил, что война будет страшной для нас. Последние события под Борисовом и Березино убеждали, что немецкие войска способны отнюдь не только к легким победам. "Необходимо,делал вывод генерал,- в корне менять тактику. Надо уводить войска из-под ударов; каким-то образом, маскируясь, научиться противостоять воздушным и танковым ударам с меньшими потерями".

Особенно острой была боль утраты потому, что Петр Михайлович пострадал из-за прихоти Мехлиса, этого мрачного демона тех лет. Что касается неосторожно брошенной командармом фразы, то уже потом Г. К. Маландин подтвердил слова направленца о том, что контрудар танковых корпусов проводился не только с санкции, но и по настоянию Сталина.

Превозмогая печаль, я принялся за работу. Старался успокоить себя тем, что, быть может, железный организм командарма устоит{43}, а тем временем армией будет командовать Петрушевский. Прежде всего проанализировал полученные из штабов двух наших корпусов данные. Войска армии занимали оборону на широком фронте, строя боевые порядки в один эшелон. Плотность артиллерии составляла 5-6 орудий на один километр фронта. Создать устойчивую в противотанковом отношении оборону в таких условиях очень трудно. Слабой оставалась противовоздушная оборона. Зенитной артиллерии было мало, армейской авиации пока не имелось вовсе, а фронтовая истребительная авиация не всегда была в состоянии прикрыть наши войска. Отсутствовали в армии и подвижные соединения, маневрируя которыми можно было бы наносить контрудары по вклинившимся группировкам противника. Не подходил для этого и 20-й механизированный корпус, ибо он, как видел читатель, представлял собой фактически стрелковое соединение. Основной же нашей бедой было опять то обстоятельство, что враг упреждал нас и наносил удары по еще не сосредоточившимся полностью войскам.