Игорь Курукин - Княжна Тараканова Страница 42

Байка о верных своему начальнику, но неуклюжих «людях», не сумевших уйти от преследования пьяных, хотя и исключительно вежливых матросов, похожа на анекдот; но, видимо, в тех обстоятельствах Алексей Григорьевич не смог придумать ничего лучше. Отчаянный и не слишком щепетильный граф, кажется, чувствовал себя неловко — может быть, потому, что играл несвойственную ему роль дамского угодника и понимал несоизмеримость сил и малую доблесть победы своего воинства над недалёкой и беспомощной барышней. Англичанин Джон Дик рассказывал, что Орлов пришёл к нему утром 23 февраля расстроенным после дурно проведённой ночи и попросил какую-нибудь занимательную книжку из консульской библиотеки для его корабельной пленницы. Её же он просил «заботиться, насколько возможно, о своём здоровьи» и намекал на некий шанс: «Как только я получу свободу, то буду разыскивать вас по всему свету и служить вам. Вы только должны заботиться о себе, о чём я вас прошу всем сердцем». «Целую от всего сердца ваши ручки», — закончил граф письмо, сидя отнюдь не под арестом, а в своей резиденции в Ливорно{188}.

14(25) февраля 1775 года эскадра под командованием контр-адмирала Самуила Грейга вышла из гавани Ливорно. Жители были обескуражены таким завершением российского присутствия в их городе, да и тосканский герцог Леопольд пребывал в неудовольствии; но эти мелочи Орлова совершенно не волновали. На следующий день пробывший сутки под мнимым арестом Христинек был отправлен в Россию с бумагами самозванки и уже цитированным выше донесением о её захвате: «Угодно было вашему императорскому величеству повелеть доставить называемую пренцессу Елизабету, которая находилась в Рагузах; я со всеподданническою рабскою моею должностью, чтоб повеленьи вашего величества исполнить, употреблял все мои возможные силы и стараньи и щестливым теперь зделался, что мог я оную злодейку захватить со всею её свитою на корабли, которая теперь со всеми с ними содержится под арестом на кораблях и рассажены по разным кораблям».

Автор не преминул подчеркнуть свою роль в выполнении ответственного поручения с угрозой для жизни: «Признаюсь, всемилостивейшая государыня, что я теперь, находясь вне отечества в здешних местах, опасаться должен, чтоб не быть от сообщников сей злодейки застрелену или окормлену». По его мнению, угроза эта могла исходить прежде всего от иезуитов, каковые «с нею некоторые были и остались по разным местам, и она из Пизы уже писала во многие места о моей к ней привязанности». Исполнительный граф приложил к донесению свою переписку с пленницей — «полученное мною здесь письмо из-под аресту, тож каковое она писала и контр-адмиралу Грейгу на рассмотрение». Надо было обезопасить себя от происков недоброжелателей при дворе, которые могли внушать императрице сомнения в верноподданности его сиятельства. Для этого Алексею Григорьевичу следовало самому посвятить государыню во все детали, выставив свои действия в выгодном свете: «…и она по сие время ещё верит, что не я её арестовал, а секрет наш наружу вышел; то ж и у неё есть моей руки письмо на немецком языке, только без подписания имени моего, и что я постараюсь выйти из-под караула, а после могу и её спасти».

Елизавета всё ещё надеялась на благополучный исход, ведь до сих пор фортуна была к ней благосклонна и она выбиралась невредимой из всех передряг. Но на этот раз удача отвернулась от нашей героини и она была в отчаянии. Адмирал доложил Орлову, а тот сразу же уведомил императрицу о поведении пленницы: «…была во всё время спокойна до самой Англии, в чаении, што я туда приеду; а как меня не видала тут и писма не имела, пришла во отчаение, узнав свою гибель, и в великое бешенство, а потом упала в обморок и лежала в беспаметстве четверть чеса, так што и жизни её отчаелись; а как опаметовалась, то сперва хотела бросится на аглицкия шлюпки, а как и тово не удалось, то намерение положила зарезатся или в воду бросится, а от меня приказано всеми образами её остерегать от оного и как можно беречь». Старый морской волк Грейг жаловался начальнику, «што он трудней етой комисии на роду своём не имел». К тому же что инцидент получил огласку, и любопытные англичане «из Лондона и других мест съехались, чтоб её видеть, и хотели к нему на корабль ехать», точно для осмотра экзотического чудища. А адмирал «от аглицких берегов с поспешностью принуждён был прочь итить»{189}.

Её роман был закончен — спасать несчастную «принцессу» никто не собирался.

ГОСУДАРЫНЯ И САМОЗВАНКА:

ДАМСКИЙ ПОЕДИНОК

Г о л и ц ы н. Так кто же вы?

К н я ж н а. Не знаю и не знаю.

«Принцесса» в клетке

Алексей Орлов успешно выполнил своё задание, и отныне судьба самозванки перешла в другие руки. 22 марта 1775 года Екатерина II из Москвы отправила послание главнокомандующему в Петербурге фельдмаршалу А. М. Голицыну. В нём сообщалось, что Грейг с флотом уже 35 дней как вышел из Ливорно и «при вскрытии вод» должен скоро прибыть в Ревель (Таллин. — И. К.) или Кронштадт. Императрица выражала надежду, что адмирал поспешит, ведь он «везёт на своём карабле под караулом женщину ту, которая, разъезжая повсюду с беспутным Радзиви<л>лом, дерзнула взять на себя имя мнимой дочери покойной государыни императрицы Елисавет Петровны» и которую Орлову «удалось изловить». «Итак, воля моя есть, — продолжала государыня, — чтоб вы, буде Грейк в Кронштат приедет, женщину сию приказали принять и посадить её в Петропавловской крепости под ответом оберкоменданта»{190}.

Если же адмирал вынужден будет из-за погодных условий пристать в Ревеле, то и там для пленницы надлежало подыскать надёжное место заключения.

Сама Екатерина в это время вместе с двором находилась в старой столице. Там собрался цвет российского дворянства — на торжества по случаю победы в Русско-турецкой войне, отсроченные из-за Пугачёвского восстания. У императрицы были и особые, личные причины для радости — она наконец-то обрела счастье с Григорием Потёмкиным. Новый фаворит недавно стал генерал-адъютантом и мужем государыни, генерал-аншефом, новороссийским губернатором, президентом Военной коллегии и членом Совета при высочайшем дворе. С ним Екатерина обсуждала важные детали семейной жизни — устройство своих и его покоев в спешно отделывавшемся дворце у Пречистенских ворот, ведь из-за грандиозных строительных работ, начатых в Кремле архитектором В. И. Баженовым, жить там стало неудобно.