Глеб Скороходов - Три влечения Клавдии Шульженко Страница 42

А тут еще газета, сунутая в почтовый ящик добрыми руками, с фельетоном «Тузик в обмороке», обвинявшая певицу в неуважении к зрителю: «Как можно из-за собачки сорвать концерт!»

Больше года Шульженко не пела. Помогли выкарабкаться сын, его жена, друзья, поэт Борис Брянский. Он написал для нее грустные стихи:

Не надо! Возвращаться к прошлому не надо.Пускай нас оно не тревожит:Воскресить его ничто не сможет.

Этот монолог с музыкой Юрия Владимирова стал первой записью, что после долгого перерыва сделала Шульженко для пластинок. И так уж получилось, что на другой стороне диска оказалась песня Александра Рязанова на стихи Николая Коваля «Все проходит».

Все проходит: пора мечтаний,Часы свиданий, боль разлук.Все проходит, воспоминанийПоблекший тает круг…

Песня, как это не раз бывало, снова спасла ее.

История, которая последует ниже, выглядит неправдоподобно. Я бы усомнился в ней, если бы не знал ее участников. Во всяком случае, утверждение фаталистов – «Ничего случайного в жизни не бывает» – она подтверждает полностью.

Георгий Кузьмич Епифанов – человек замечательный. Он окончил ВГИК в 1940 году, с начала войны стал рядовым фронтовым оператором, одним из тех, кто был на передовой, как говорится, в гуще боя. Впрочем, очевидно, считался не совсем рядовым: его съемки вошли в знаменитый фильм Юлия Райзмана «Берлин», а после войны он снял больше десятка документальных лент, получил звание заслуженного деятеля искусств РСФСР и Серебряную медаль имени Довженко.

Об этом написано в энциклопедическом словаре «Кино» – честь, которой удостаивается далеко не каждый оператор. В словаре не сказано о другом.

С послевоенных времен Епифанов ходил на все новые программы Шульженко. И не один раз. За 15 лет собрал пачку программок. На каждой из них аккуратно отмечал, где и когда слушал певицу, в каком порядке она пела ту или иную песню и были ли среди них такие, что не объявлены заранее, в каком туалете появлялась она в первом отделении, в каком – во втором; подобным описаниям позавидовали бы модельеры. И на каждом концерте подносил Шульженко цветы, вкладывая в букет записку с благодарностью. Но и эти записки, и поздравительные открытки, что он слал ей к праздникам, из-за стеснительности никогда не подписывал. И не пытался с ней познакомиться.

В то лето (прошло два года после развода с Коралли) Клавдия Ивановна отдыхала под Москвой, в санатории имени Артема.

– Я себе не поверил, что впервые вижу ее, не отделенную от меня рампой сцены. Вот она рядом, как говорится вплотную, – рассказывал Георгий Кузьмич. – Я боялся этой встречи, но когда нас познакомили, Клавдия Ивановна внимательно слушала меня, всячески поддерживая разговор. Мы стали часто встречаться, и темам для бесед, как выяснилось, не было конца.

А дальше случилось так. Однажды – это было 2 августа 1956 года – я должен был поехать на своей машине домой. Клавдия Ивановна спрашивает меня:

– А у вас найдется свободное местечко? Мне тоже надо в Москву.

– Для вас?! О чем тут говорить, – рассмеялся я.

Вот мы приехали в город. Она пригласила меня к себе. И тут началась необычная гроза. Природа бушевала. А Клавдия Ивановна сказала:

– О, это предвестие чего-то! Необычного.

Мы посмеялись, но так оно и произошло. Ужиная, за разговором не заметили, как пролетели часы. Гроза и дождь давно прошли. И тут Клавдия Ивановна говорит:

– Ну что же, решайте: или уходите, или оставайтесь.

Я размышлял недолго, остался. Как потом выяснилось, на восемь лет. На протяжении их я, еще находясь на земле, узнал, что такое рай. Но мне удалось познать и что такое ад. Она была не простым человеком – и легким, и сложным, и противоречивым, и отзывчивым, и добрым. А порой была такой крутой женщиной!..

Я часто видел их вместе – и на концертах, и на записях. Случалось, Георгий Кузьмич, если мог, сопровождал ее в гастрольных поездках.

Помню, Клавдия Ивановна приготовила две новые песни – «Если вам ночью не спится» Аркадия Островского и «Старый друг» Бориса Фиготина. Звукорежиссер Виктор Бабушкин, один из лучших мастеров своего дела, уговорил Шульженко попробовать спеть их «методом наложения», тогда только входившим в силу:

– Мы запишем сначала оркестр, а потом, слушая готовую фонограмму, вы споете, не волнуясь, что кто-то из музыкантов «наложит». А мы сможем экспериментировать с вашим голосом, придать ему воздушность, оставив оркестр «сухим», и так далее. Попробуйте, мне кажется, не пожалеете.

Клавдия Ивановна слушала объяснения настороженно, но устоять перед азартом Виктора не смогла. Правда, от присутствия на записи оркестра она уклонилась. В зале гнесинского института, где играл коллектив под управлением Фиготина, находился Георгий Кузьмич. Дирижер неоднократно обращался к нему:

– Ну как? Темп Клавдию Ивановну устроит?

– По-моему, надо играть чуть медленнее, – высказывался робко Епифанов. – И не слишком ли коротка пауза, в которую Клавдия Ивановна должна уложить целую фразу?

Музыканты играли снова и снова. Фиготин и Бабушкин загнали их, но добились отличного результата.

И вот на сцене, преображенной в студию огромными щитами, усеянными, как горох, дырочками, – Шульженко. Рядом с ней на высокой подставке нечто, напоминающее домашнюю радиоточку. Клавдия Ивановна, слушая фонограмму, напевает тихо текст.

– Нельзя ли дать музыку погромче? – просит она.

– К сожалению, нет, – отвечает Бабушкин через тот же ящичек. – Иначе фонограмма попадет на ваш микрофон и пойдет брак.

С двумя песнями промучились часа три. И, несмотря на то, что Шульженко результатом осталась довольна, выговорила Георгию Кузьмичу:

– Напрасно ты настаивал на этом эксперименте!

Да, получилось. Но разве не ясно: объединять живое и мертвое – абсурдно. Ну ладно, пою в пустом зале без публики – к этому уже привыкла, но не чувствовать рядом дыхания музыкантов, парить, как парашютист, в воздухе?! Тебе не понять этой нелепости! У тебя другая профессия!

А потом был концерт, который многим запомнился. Нет, не юбилейный. Концерт на фестивале советской эстрады в 1964 году. У каждого исполнителя на этом празднике был свой час. Не у каждого он становился, как у Шульженко, звездным…

Когда она готовила свое выступление, Георгия Кузьмича рядом уже не было. Может быть, слишком разными они оказались людьми. Клавдия Ивановна – сама порыв, непредсказуемость, внезапная смена настроений, желаний. Георгий Кузьмич – полная противоположность. Говорят, противоположности легко сосуществуют. Очевидно, не всегда…

На фестивале Шульженко показала новую программу. В ней неожиданно для всех прозвучал романс Тамары Марковой на стихи Зои Петровой «Одна». Не просто лирический.