Павел Фокин - Чехов без глянца Страница 42

Михаил Павлович Чехов:

Антон часто писал нам из Таганрога, и его письма были полны юмора и утешения. <...> Часто в письмах он задавал мне загадки, вроде: «Отчего гусь плавает?» или «Какие камни бывают в море?», сулился привезти мне дрессированного дубоноса (птицу) и приела;! однажды посылку, в которой оказались сапоги с набитыми табаком голенища­ми: это предназначалось для братьев. Он распро­давал те немногие вещи, которые оставались еще в Таганроге после отъезда матери, — разные банки и кастрюльки, — высылал за них кое-какие крохи и вел по этому поводу с матерью переписку. Не признававшая никаких знаков препинания, мать писала ему письма, начинавшиеся гак: «Антоша в кладовой на полке...» и т. д., и он вышучивал ее, что по розыскам никакого Антоши в кладовой на полке не оказалось.

В таганрогской гимназии

Василий Васильевич Зеленко:

Поступил Чехов в гимназию в 1868 г., кончил в 1879 г. Пробыл в гимназии 11 лет; учился посред­ственно-средне, скорее ниже среднего; два раза оставался на второй год: в Ш-м классе и в V-м; в Ш-м из-за математики, да и по географии дело обст ояло плохо, а в V-m — из-за греческого.

М. Д. Кукушкин, одноклассник Чехова по таганрогской гимназии:

Учился Чехов неважно и из 23 учеников выпускно­го класса занимал одиннадцатое место. За сочине­ния по русскому дальше тройки не шел, но всегда отличался в латыни и Законе Божием, получая за них пятерки. Знал массу славянских текстов и в то­варищеских беседах увлекал нас рассказами, пере­сыпанными славянскими изречениями, из кото­рых многие я впоследствии встречал в некоторых из его первых литературных произведений.

Василий Васильевич Зеленко:

Во главе гимназии стоял директор Эдмунд Рудоль­фович Рейтлингер. Он преподавал в 3-м классе ла- 206 тинский язык и в старшем классе читал о француз­ской революции, но все его знание языка заключа­лось главным образом в нескольких латинских по­говорках и пословицах, которыми он и любил ще­голять <...>. Он был немец по происхождению, имел барственную осанку, представительную на­ружность и великолепный голос, которым он то­же не прочь был щегольнуть. <...> Был он человек добродушный, незлобивый, не лю­бил ни о чем беспокоиться, но и не хотел, чтобы его беспокоили. <...>

Истинным героем гимназии был инспектор Алек­сандр Федорович Дьяконов. Личность до некоторой степени легендарная. Сколько разговоров, шуток, анекдотов ходило о нем среди гимназистов. Сухарь, человек жесткий, он и внешним своим обликом на­поминал высушенную воблу. 1оворят, А. Г1. Чехов пи­сал «Человек в футляре» с Дьяконова, но последний акт его жизненной карьеры показал, что Дьяконов не совсем был «человеком в футляре» и в его груди билось сердце, не чуждое великодушным порывам и способное к проявлению теплых чувств. Дьяконов отличался феноменальной скупостью. У него было две сестры, старые девы. Говорили, что •Александр Федорович носил из-за скупости ботинки своих сестер и летний бурнус — разлетайку. Его внешний облик — манеры, жесты, приемы, присло- вия, выражения не были лишены своеобразия и оригинальности и служили среди гимназистов предметом шуточного подражания. Выражения «как мокрое горит». «нелегкая несет» и друтие — я уже за­был их — вошли в обиход гимназической речи. А. Ф. Дьяконов жил крайне замкнуто и уединен­но, нигде не бывал и никого у себя не принимал. Он нажил два хороших дома, приносивших изряд­ный доход. <...>

А. Ф. Дьяконов преподавал в низших классах ла­тинский язык, был строг и требователен, но науш- 207

ничества, шпионства, доносов не выносил. Он был формалист до кончиков ногтей, и столь сух, что, казалось, никакое человеческое движение души ему не доступно. Поэтом)' последний этап его жиз­ненной карьеры, как я уже сказал, удивил всех и примирил с ним. Он умер и по духовному завеща­нию все капиталы — около 70 тыс. и 2 дома — оста­вил неимущим из учительской корпорации, глав­ным образом, сельской.

Александр Леонидович Вишневский:

От начальства ему постоянно влетало за несоблюде­ние формы, но он упорствовал в своих вольностях. *- Чехов, будете в карцере! — пригрозил ему как-то директор, увидев его в клегчатых панталонах.

— Да у меня ж брюки украли, — убедительно оправ­дывался Чехов.

Я потом спросил у него, вправду ли у него украли брюки.

— Да ну его! — отвечал он. — Конечно, выдумал, чтоб только отстал.

Другой раз директор потребовал, чтобы Чехов но­сил ранец как полагается, на спине, а не под мыш­кой.

— Я от него удеру в Австралию, — говорил мне по этому поводу Чехов.

Василий Васильевич Зеленко:

Уже одно то, что Павел Иванович Вуков был свя­зан с таганрогской гимназией чуть ли не 50 лет, да­ет право его выделить. <...>

Человек без всяких претензий, Вуков имел две сла­бости, которые не укрылись от внимания учени­ков. Он был франт, заботливо относящийся к своей наружности, верящий в свою неотразимость. Это — первая его слабость, и вторая слабость, о которой еще дедушка Крылов писал:

С приятелем своим гуляя в поле. Расхвастался о том, где он бывал, И к былям небылиц без счета прилагал.

Он любил, как говорят у нас на юге, «запускаться», и часто можно было видеть его гуляющим в кори­дорах гимназии или летом во дворе, окруженным толпою гимназистов, и тут он «к былям небылиц без счета прилагал».

В этой слабости у него был конкурент, имевший перед ним «преимущество» — это другой помощ­ник классного наставника С. К. Монтанруж, кото­рый в небылицах перешиб Вукова. Среди гимнази­стов долго ходили его легендарные рассказы, как он, одетый во фрак, на бочке переплывал Босфор, чтобы попасть к какому-то посланник)' на раут.

Михаил Павлович Чехов:

Протоиерей Ф. П. Покровский. Это был своеобраз­ный священник. Красавец собой, светский, любив­ший щегольнуть и своей ученостью, и своей наряд­ной рясой, он обладал превосходным сильным бари­тоном и готовил себя ранее в оперные певцы. Но та обстановка, в когорой он жил. помешала развить его дарование, и ему пришлось ограничиться мес­том настоятеля Таганрогского собора. Но и здесь он держал себя, как артист. Он эффектно служил и пел в алтаре так, что его голос покрывал собой пение хо­ра и отдавался во всех закоулках обширного собора. Слушая его, действительно казалось, что находишь­ся в опере. Он был законоучителем в местной гимна­зии. <...> Никто из нас никогда не слышал от По­кровского вопросов. Он вызывал, углублялся в газе­ту, не слушал, что отвечал ему ученик, и ставил стереотипное «три». <...>

Он любил давать своим ученикам насмешливые имена. Между прочим, это он, Покровский, пер­вым назвал Антона Чехова «Антошей Чехонте». 209