Дмитрий Володихин - Патриарх Гермоген Страница 42

Подлая суета, связанная с прекращением старой династии московских Рюриковичей, а также совершенные ради трона преступления донельзя обесценили и сакральность царской власти, и общественный идеал верного служения государю. Еще он сохранялся, но сильно обветшал. Соображения простой личной пользы всё больше побеждали долг и веру как традиционные основы русской жизни.

Смута кормила Смуту, пожирая всё здоровое, крепкое, правильное в старомосковском социуме, переваривая поглощенное, а затем извергая из себя больное, ослабленное, искаженное…

Россия могла бы постепенно, путем реформ, прилагая усилия ко всеобщему примирению, преодолеть кризис. Но только в спокойных условиях. То есть, прежде всего, без давления извне. А такого в ближайшее время не предвиделось.

Так что Василию Шуйскому, хорош он или плох, достался целый букет неподъемных проблем. Справиться с ними царь мог только чудом.

Чуда не произошло.

Но он весьма долго удерживал государственный строй России от катастрофы. А не будь рядом с ним Гермогена, думается, государь продержался бы на троне значительно меньше.

Последние месяцы царствования Василия IV наполнены мрачными предзнаменованиями. Москвичи видели в них свидетельства скорой смены правителя и скверной судьбы для государя Василия Ивановича.

Под 20 октября 1609 года и 18 февраля 1610 года летопись отметила устрашающие мистические явления. Сначала «в церкви Архистратига Михаила… идеже лежащу телеса великих князей и всех благочестивых царей Русьския земли, се слышахуся гласы плачевныя и шум, аки некия сопротивоборньы беседы, и потом бысть псаломского священнословия глас поющих — отшедшим душам вечныя благодати… Рекоша… тогда мнози, яко царство Василия царя вскоре с плачем скончатися имат…». Затем «в церкви Пресвятыя Богородицы, честнаго ея рожества… в нощи… возжеся сама о себе огнем небесным свеща пред святым… Богородичным образом… Егда же бысть третий час дни… тогда убо сильну належащу ветру в двери церковныя дохнувшу, и… свешу самовозженую погаси…»{179}. Многие задумались: благодать светилась немного, но уже «мимо иде». Так и правление Василия Шуйского — идет к завершению четвертый год его, не столь уж обильно; доброго случилось мало; света впереди также не видать; не истекает ли невеликий срок царского державствования для Василия Ивановича? Не пришло ли время затухнуть его свечке?

Летом 1610 года, после Клушинского разгрома, положение монарха ухудшилось до крайности. Не имея под рукой воинской силы, он мог ждать удара откуда угодно. Столица более не давала ему верных слуг. У подножия трона не осталось влиятельных вельмож, кто мог бы защитить царя, пока он не соберет полки вновь. Один Гермоген все еще оставался на стороне Василия Ивановича.

Чуть ли не единственный, первоиерарх сохранял государю верность до самого падения. Чуть ли не единственный, он защищал правителя, когда заговорщики взялись свергать его. Чуть ли не единственный, он подавал падающему монарху действенную помощь.

Перебороть общее недоброжелательство к царю Гермоген не смог. Но он хотя бы сохранил за Русской церковью честное имя, не дал ей оскверниться черным изменным делом.

По словам Н.М. Карамзина, в критический момент «раздался один голос в пользу закона и царя: Ермогенов; с жаром и твердостию патриарх изъяснял народу, что нет спасения, где нет благословения свыше; что измена царю есть злодейство, всегда казнимое Богом, и не избавит, а еще глубже погрузит Россию в бездну ужасов»{180}.

По сведениям поляков, имевших немало доброжелателей в Москве, 17 июля к царю Василию Ивановичу пришли дворяне большой толпой в несколько тысяч человек. Заводчиком бунта выступил Захарий Ляпунов, брат знаменитого воеводы Прокофия Ляпунова, да и сам человек заметный — мятежник до мозга костей. Ляпунов подступился к царю и «начал говорить ему сурово: “Долго ли за тебя будет проливаться христианская кровь? Земля наша опустошена, в Царстве ничего доброго в твое правление не делается, сжалься над упадком нашим, положи жезл (то есть скипетр), пусть мы постараемся о себе другими средствами”. Тяжки были эти слова для Шуйского, он начал ругать его срамными… словами: “Как ты мне это смел сказать, когда бояре (то есть сенаторы) не говорят мне сего?” И он бросился на Ляпунова с ножом; Ляпунов был мужчина большого роста, дюжий и смелый; он закричал на него громко: “Не бросайся на меня, — как возьму тебя в руки, так всего изомну”»{181}.

Трудно сказать, кто стоял за Ляпуновым и его людьми.

Поляки объявляли, что теневыми руководителями дела являлись Прокофий Ляпунов (давно мечтавший о смене царя) и князь Василий Голицын.

Многие видели в Захаре Ляпунове слугу «Тушинского вора». Уже упоминавшийся келарь Троице-Сергиева монастыря Авраамий Палицын сообщает: как минимум Москва не избежала пропаганды в пользу Лжедмитрия П. Сторонники «царика» обратились к жителям столицы с клятвенными заверениями: «Вы убо оставьте своего царя… и мы такожде отставим своего и изберем вкупе всею землею царя и станем обще на Литву». Москвичи, обрадовавшись такой перспективе, легко одобрили свержение Василия Ивановича. Но когда оно произошло, представители Лжедмитрия II, встретившись с защитниками города у Данилова монастыря, объявили: «Вы праведно сотворили, неправедного царя изринувше; и служите царю нашему истинному, прямому вашему»{182}. На поклон Лжедмитрию Москва не пошла, хотя игры его слуг явно облегчили дело переворота.

В центре заговора, по-видимому, стояла другая сила. Участие в мятеже представителей рода Салтыковых и Михаила Молчанова, в будущем немало послуживших королю Сигизмунду III, свидетельствует о собственно польской затее в основе всего бунта.

Притом никто из родовитой знати, помимо Салтыковых, не принял в нем участие — ни на стороне изменников, ни на стороне царя. Славнейшая аристократия русская либо уже договорилась: отдать государя полякам! — либо истратила весь запас добрых упований на власть Василия Шуйского и теперь осталась равнодушна к его судьбе. Она, пользуясь современным языком, «сдала» своего монарха толпе злых выскочек. Свойственник государя, князь И.М. Воротынский, уговорил его миром отдать царский посох.

Действия изменников говорят не о случайной вспышке «народного гнева», а о заговоре, участники которого тщательно разработали план действий.

Бунтовщики вышли на Лобное место перед Кремлевской стеной и принялись собирать народ. Но прежде всего они позвали патриарха Гермогена и «думные чины» — бояр, окольничих, думных дворян. Люди всё время прибывали. Видимо, опасаясь давки, а может, сопротивления со стороны друзей Василия IV, Ляпунов со своими подручными перенесли место всеобщего сборища за город. Там, прямо в поле, они объявили: отныне царь лишен власти! К нему послали гонца с распоряжением: удалиться в наследственный дом Шуйских. У покоев свергнутого монарха встала стража. Его братья Дмитрий с Иваном также оказались под арестом. Сундуки и кладовые были опечатаны.