Евгений Анисимов - Елизавета Петровна Страница 43

К концу царствования Елизаветы размеры причесок стали увеличиваться и напоминали чудовищные сооружения, с которыми в двери можно было проходить только на полусогнутых ногах. Куаферы, которых стали готовить в парижской Академии парикмахерского искусства, сооружали на голове несчастной модницы каркас, к которому крепились различные предметы и цветы. Такие тяжелые прически, напоминающие натюрморты бессмертной серии художника Хруцкого «Цветы и плоды», были сложны и делались часами. По примеру Версаля, во время причесывания в уборную императрицы допускались избранные дамы, которые благоговейно наблюдали за сложнейшей процедурой устройства прически и разговаривали с государыней. Отлучение от уборной императрицы рассматривалось придворными как проявление немилости государыни, хотя, как писала Екатерина II, присутствовать на этих посиделках было невыносимо скучно.

Чуть ниже будет подробнее рассказано о том, как Елизавета боролась со своими соперницами, которые пытались сравняться с императрицей в красоте, изяществе нарядов, причудливости головных уборов и тем самым дерзко посягнуть на ее неоспоримое вечное первенство. Елизавета боролась с ними разными способами, но главное - государыня стремилась опередить их, нарядиться во все наимоднейшее, совершенно новое, полученное прямо из Парижа. Как у самодержавной повелительницы одной восьмой части суши, для этого у нее были неограниченные возможности, особенно денежные и административные.

Современники пишут, что Елизавета никогда не надевала одного и того же платья дважды и - более того - меняла их по нескольку раз на дню. Подтверждение этому мы находим в описании пожара в Москве, когда в 1753 году во дворце сгорело четыре тысячи платьев императрицы. Воспитатель наследника престола, великого князя Петра Федоровича, Якоб Штелин рассказывал, что после смерти Елизаветы новый император обнаружил в ее гардеробе 15 тысяч платьев, «частью один раз надеванных, частью совсем не ношенных, 2 сундука шелковых чулок, лент, башмаков и туфлей до нескольких тысяч и проч. Более сотни неразрезанных кусков богатых французских материй» (Штелин, с.100).

Русские дипломаты, аккредитованные при европейских дворах, занимались не только своей прямой работой, но и закупками модных вещей «для собственного употребления Ея императорского величества». Особенно трудно приходилось, как понимает читатель, русским дипломатам в Париже - столице европейской моды. В ноябре 1759 года канцлер Михаил Воронцов писал русскому представителю в Париже, что императрице стало известно о существовании во французской столице «особливой лавки» под названием «Au tres galant», в которой «самые наилучшие вещи для употребления по каждым сезонам… продаются». Канцлер поручал нанять «надежную персону» и «по приличности мод и хорошего вкуса» покупать наимоднейшие вещи и немедленно слать их в Петербург. На эти расходы было отпущено всего 12 тысяч рублей - сумма, конечно, ничтожная, если учитывать аппетиты императрицы.

Вдова русского представителя в Париже Федора Бехтеева писала впоследствии императрице Елизавете, что ее муж остался должником, так как разорился на покупке шелковых чулок для Ее величества (Соловьев, 24, с.331). Легче было дипломатам в Лондоне, но и оттуда - на пробу - приказывалось высылать ткани и галантереи. П. Г. Чернышов сообщал: «Я заказал здесь сделать куклу фута в три вышиной и к ней платья всех сортов, каковые при всяких случаях здешние дамы носят и со всеми к ним принадлежащими, как и на голове уборами» (Дамские костюмы, с.346).

Чтобы понять характер императрицы, стоит заглянуть в ее переписку с секретарем Кабинета Ее императорского величества Василием Демидовым. В декабре 1744 года Елизавета провела больше месяца на Хотиловском стане по дороге из Петербурга в Москву, где врачи потребовали оставить до полного выздоровления заболевшего оспой в пути наследника престола великого князя Петра Федоровича. Государыня не только сидела у постели больного племянника, но и занималась обновлением своего гардероба. Из Хотилова и был послан в Кабинет указ: «Купца Симона Дозера, нюренбехца, отправить сюда, по получении сего в самой скорости и велеть взять с собою имеющиеся у него галантереи и куперштихи, все, сколько их имеетца, дав ис почтовых или подставных подвод потребное число, и объявить ему: не пожелает ли он несколько солдат для празнишнего времени, что не без пиянства по дороге?» (Петров, с.55). Конечно, государыня так трогательно заботилась не о безопасности нюрнбергского купца, а о целости его товара.

Из переписки 1751 года видно, что более всего императрицу беспокоило, как бы другие дамы не порасхватали обворожительные галантереи вперед нее. 28 июля она писала Демидову: «Уведомилась я, что корабль французский пришел с разными уборами дамскими, и шляпы шитые мужские и для дам мушки, золотые тафты разных сортов и галантереи всякие золотые и серебряные, то вели с купцом сюда прислать немедленно». Через несколько дней императрица подняла тревогу - она узнала, что прибывший в Петербург купец уже продал часть своего, драгоценного товара, которую отобрала для себя императрица. Сделал он это скорее всего потому, что торговаться с государыней было невозможно, а она в покупках была всегда скупа - ее ювелир Позье писал в мемуарах, что «государыня была весьма бережлива в покупках и любила похвалиться, что купила что-нибудь дешево» (Позье, с.70).

Столь самоуправный поступок иностранного купца вызвал гнев государыни, и она с раздражением приказала Демидову: «Призови купца к себе, (спроси) для чего он так обманывает, что сказал, что все тут лацканы и крагены, что я отобрала, а их не токмо все, но и не единого нет, которыя я видела, а именно алые. Их было больше двадцати и при том такие ж и на платье, которые я все отобрала и теперь требую, то прикажи ему сыскать и никому в угодность не утаивать». А вот и нарастающие раскаты самодержавного гнева: «А ежели, ему скажи, он утаит, моим словом, то он несчастлив будет и (также) кто не отдает. А я на ком увижу, то те равную часть с ним примут». Иначе говоря, купленные у купца галантереи дамы были обязаны вернуть. Тут же Елизавета указывает, кто из дам мог опередить ее: «А я повелеваю всеконечно сыскать все и прислать ко мне немедленно, кроме саксонской посланницы (моды модой, а дипломатический инцидент России не нужен! - Е.А.), а прочие все должны возвратить. А именно у щеголих, надеюсь они куплены - у Семена Кирилловича (Нарышкина. - Е.А.) жены и сестры ее, у обеих Румянцевых: то вы сперва купцу скажите, чтоб он сам сыскал, а ежели ему не отдадут, то вы сами послать можете и указом взять моим» (Императрица Елизавета, с.10-15).