Елена Обоймина - Рудольф Нуреев. Я умру полубогом! Страница 43

«Я тут же подумала, что ему двадцать три, а мне сорок два, — рассказывала балерина в «Автобиографии». — Не покажусь ли я молодящейся старушкой? Поэтому ответила, что должна подумать. Думала-думала и наконец решила, что он должен стать сенсацией сезона. И если меня не будет рядом, то я окажусь в полнейшем забвении, потому что все бросятся на спектакли Нуриева, а с ним будет танцевать кто-то еще. Поэтому я собрала все свое мужество и ответила, что согласна».

Начались совместные репетиции; всего их было запланировано двенадцать.

«Я облегченно вздохнул, когда вновь оказался в ровной деловой атмосфере Лондона. Я еще раз ощутил, что работаю с человеком редкостного понимания.

Уже до этого я шесть раз исполнял этот балет в Ленинграде, но наша постановка значительно отличалась от лондонской, и я ввел в нее несколько изменений лично для себя. Над этой партией я много работал, добивался, чтобы роль была убедительной, а для этого в ее исполнении все должно быть логичным и естественным. Когда я берусь за какую-нибудь роль, я продумываю ее всю с самого начала, и тогда создаваемый мною образ естественно вытекает из танца»[30].

— Вам повезло: у вас замечательный партнер, — не без зависти сказала Марго знаменитая Тамара Карсавина. — А у меня был Нижинский…

В это же время Рудольф познакомился еще с одной легендарной личностью в мире танца — директором Королевского балета Великобритании Нинет де Валуа.

Много лет назад, когда эта хрупкая женщина осознала, что балериной ей больше не быть из-за серьезной болезни, она организовала собственную школу. Потом появилась труппа Нинет де Валуа. В ее составе оказались молодые танцоры, в том числе и будущая знаменитость — Марго Фонтейн. Уже после войны, в 1946-м, балетную труппу пригласили в «Ковент-Гарден». Так Нинет стала основательницей Королевского балета Англии.

«В мире так много крупных национальных театров, которые пережили очень темные времена, черные дни, но их невозможно уничтожить, они несут в себе много такого, что лишь ждет человека, который бы вновь пробудил все это. Это мое глубокое убеждение», — любила повторять Нинет.

Они с Рудольфом обнаружили, что, по странной случайности, ее первое посещение Кировского театра совпало с его первым выступлением. Ее решительные манеры, подвижность, вероятно, перешедшая к ней от ее ирландских предков, произвели на Нуреева большое впечатление. «Я слышал, что есть что-то общее между ирландским и русским характерами», — скажет он впоследствии.

Эта неординарная женщина и впрямь была вдумчивым руководителем. Несмотря на явный успех нуреевского дебюта на гала-концерте Фонтейн и сенсацию, произведенную первыми спектаклями «Жизели» в его исполнении в феврале и марте 1962 года, Нинет еще почти в течение целого года будет колебаться, принимать ли Рудольфа в труппу на постоянной основе. Сомнения возникали, надо полагать, при размышлении о сложном характере танцовщика и его чересчур остром языке…

Но против бесспорного обаяния Рудольфа возразить ей было нечего. Мадам де Валуа, лишенная счастья материнства, относилась к нему очень тепло. Во время репетиций Рудольф запросто усаживался на пол у ее ног, глядя на мадам снизу вверх, без умолку болтая и поддразнивая ее. Если он опаздывал на репетицию, что чаще всего и случалось, то уже от дверей класса строил мадам смешные рожицы, чем совершенно обезоруживал ее. Артисты труппы приходили в ярость при виде тех поблажек и уступок, которые строгая во всех отношениях Нинет делала Рудольфу. Оставалось терпеливо ждать, когда она выйдет из себя настолько, чтобы расстаться с ним. Но этого так и не произошло: Нинет знала цену подлинным талантам! В этой связи более чем забавным звучит высказывание уже упомянутого Майкла Сомса: «Мадам очень нравились трудные мальчики. Она не любила хороших, вроде меня, которые все всегда делали вовремя». Думается, своевременность сделанного вовсе не служила для мадам Валуа показателем качества и профессионализма!

В феврале 1962-го Рудольф подписал контракт с Лондонским королевским балетом. Что было само по себе фактом беспрецедентным: в эту труппу не принимали людей без британского подданства. Для Нуреева сделали исключение, ведь он стал партнером блистательной балерины Марго Фонтейн!

Первые совместные спектакли Рудольфа и Марго прошли в «Ковент-Гарден» 21 февраля, 1 и 6 марта 1962 года. На премьере в зале, казалось, присутствовал весь Лондон, включая королеву-мать и ее дочь Маргарет. Последняя не стала скрывать своеобразного восхищения: «Мы как будто шли смотреть на удивительные новые виды животных. Но вот появилось это существо с луны. Он был гораздо красивее, чем я могу описать, с широкими ноздрями, огромными глазами и высокими скулами».

Немало молодых зрителей, в большинстве своем студентов, провели ночь перед театром в надежде получить контрамарки на стоячие места. Выступление главных солистов привело публику в состояние самого настоящего аффекта. Чувственный пыл Нуреева стал идеальным контрастом выразительной чистоте Марго. Казалось, они сливались в едином танцевальном порыве, а их энергия и музыкальность имели один источник.

А главное, британцы никогда не видели именно такого Альберта! Английская воскресная газета «Обсервер» констатировала: «У нас были Альберты всех типов — благородные, пылкие, мужественные. Здесь мы увидели сочетание всех этих качеств с добавлением жизненно важного собственного ингредиента.

Это проблеск юношеской неустойчивости, вызывающей чувство тревоги и стремление защититься. Это свойственное Джеймсу Дину обаяние мальчика, который всегда попадает в беду и всегда получает прощение. Это необычайно юная интерпретация придает истории полную достоверность».

«Мы смогли представить горестную агонию, через которую он прошел до того, как мы снова его увидели сокрушающимся и скорбящим на могиле возлюбленной, — писал рецензент из «Санди тайме». — Когда перед ним возник призрак Жизели, он обращался с ней с новой нежностью, как бы окружая ее всей существующей в мире любовью».

«На мой взгляд, именно в «Жизели» Нуреев был особенно хорош, партия Альберта как будто была написана специально для него, — подтверждал голландский танцовщик и хореограф Руди ван Данциг. — В нем совершенно естественно сочетались властность и надменность в сценах с лесничим Гансом, деревенским поклонником Жизели, или с вовлеченным в заговор оруженосцем, он лукаво и немного покровительственно шутил при общении с деревенской молодежью и обнаруживал бурную, пламенную страсть по отношению к Жизели.