Виктор Чернов - Перед бурей Страница 43

Менделю Розенбауму была вверена ответственная задача: он должен был вывезти заграницу «бабушку» Е. К. Брешковскую, у которой уже почва горела под ногами, и справился с этой задачей очень удачно. От нее мы получили новые вести о том, как она ввела в эсеровский «центр», чьей резиденцией был Саратов, нового члена — «Дмитрия». Именно по указаниям из Саратова, он, перейдя на нелегальное положение, разыскал ее на учительском съезде в Перми.

— Вот видите, бабушка, — сказал он ей там при первой встрече, — вы когда-то еще в Минске советовали мне скорей перейти на нелегальное положение и замести за собою все минские следы. Предостережения ваши оказались вещими. Хоть с опозданием, я — таки «перешел» или, вернее, меня перевел на нелегальные рельсы — Зубатов. Дал знак по телеграфу: забрать и препроводить. И препроводили…

Гершуни много раз рассказывал нам, как Зубатов — как бы запросто пытался вести общеполитические беседы. В этих беседах он самого себя рисовал, как, в сущности, тоже социалиста, но не верящего ни в парламентаризм, ни в буржуазную конституцию, а лишь в своего рода «социальную монархию» или народолюбивый царизм.

Брался быть посредником между «трудящимися и обремененными» и властью. Брался найти влиятельных людей, которые дадут возможность даже при стачках оказывать покровительство рабочим против несправедливых хозяев. Обещал разные возможности для всякого рода обществ и организаций, улучшающих быт рабочих, под условием, что они будут дорожить этими легальными возможностями, беречь их и держаться вдали от использования их для революционной борьбы. Находил наивных и легковерных простаков, веривших ему. Вносил в революционные круги разложение, взаимное недоверие и подозрительность.

Бывший охранник Леонид Меньшиков в изданной большевиками книге «Охрана и революция» рассказал о том, как «доставленный в Москву на обработку Зубатова» Гершуни «обошел Зубатова, притворно согласившись на его увещевания, чтобы, получив свободу, организовать террор», и как Зубатов «после длительных бесед со своим пленником, поверил ему, что он решил отказаться от революционной деятельности»; так что для охраны было сюрпризом, когда Гершуни, «выпущенный летом 1901 г. бежал и стал нелегальным».

А между тем Маня Вильбушевич едва не расстроила всех планов Гершуни. Считая ее человеком честным и ценным, но временно «свихнувшимся», Гершуни пытался говорить с нею совершенно откровенно, надеясь переубедить ее, раскрыть ей глаза на истинный характер и подлинные цели Зубатова. Он никак не ожидал, что Маня Вильбушевич раскроет Зубатову самые доверенные разговоры, которые она вела с Гершуни и лидерами Бунда с глазу на глаз. Про Гершуни она прямо сообщила Зубатову: «Он, как и следовало ожидать, от начала до конца обманывал вас».

«С Гершуни у меня был большой, длинный разговор, — докладывала она Зубатову, — он пустил в дело всё свое красноречие и ум, чтобы доказать всю несостоятельность моего взгляда на вас и рабочее движение. На мой вопрос, что же он намерен делать, он сказал, что воспользуется всем, что вы только в состоянии дать для легальной работы, и в то же время, параллельно с ней будет продолжать нелегальную, но не в черте еврейской оседлости, а в центральной России».

Сведя счеты с зубатовщиной, Гершуни не покинул сразу Западного края: он возвращался в него не раз, пока не доделал одного начатого дела. Говорю о Рабочей Партии Политического Освобождения России, чью «маленькую красную книжечку» он когда-то вынул из тайничка и показал Менделю Розенбауму, прибавив: «Раньше или позже мы с вами объединимся…».

Недолгая история этого политического объединения, к сожалению, почти не освещена в нашей исторической литературе.

За кулисами ее чувствовались вдохновляющие влияния старого народника Сергея Ковалика (чтобы повидаться с ним, заглянула в Минск и «бабушка») и местного помещика-революционера А. О. Бонч-Осмоловского, участвовавшего потом в с.р. издательской деятельности под псевдонимом Дедова (намекавшим на идейный параллелизм с той же «бабушкой»).

Основною фигурою и подлинным основателем Рабочей Партии Политического Освобождения был старый народоволец Ефим Гальперин, носивший кличку «Слепого» вследствие своего угасавшего зрения. Главным литератором группы считалась Любовь Клячко, после ареста в Петербурге с транспортом изданий не выдержавшая испытания и давшая «откровенные показания».

Ее перу приписывалась и программная брошюра Р.П.П.О., носившая название «О Свободе»: ее то и показывал Гершуни в Минске Менделю Розенбауму, ссылаясь на то, что без товарищей по этой организации он войти в «Союз» не может. Эту брошюру «О Свободе» я имел с самого начала своего приезда заграницу еще в Цюрихе.

Я и сейчас убежден, что без Григория Гершуни составление этой брошюры не обошлось. Я хорошо знал юношески-романтическую манеру его писания; классическим образцом ее было стихотворение в прозе «Разрушенный мол», написанное в манере Максима Горького («Песня о соколе», «Буревестник» и др.) и приписывавшееся многими Горькому (даже издано под его именем какими-то добровольцами в Берлине).

В брошюре «О Свободе» мне бросился в глаза стиль ряда мест, написанных именно в этой несколько приподнятой манере: такова, напр., часто повторявшаяся тогда характерная цитата: «Социал-демократам мы протягиваем свою левую руку, потому что правая держит меч». Р.П.П.О. имела ряд местных отделов — в Белостоке, Житомире, Екатеринославе и пр. и даже в Петербурге вокруг моего ученика, бывшего тамбовского семинариста Сладкопевцева (Кудрявцева), автора недурной маленькой легальной книжки о Бланки. Она поставила две тайных типографии, просуществовавших, впрочем, недолго: в Минске и Нежине. По составу своему Р.П.П.О. была в основном организацией рабочей еврейской молодежи.

Когда-то обещав Менделю Розенбауму: «рано или поздно мы с вами объединимся», Гершуни слово свое сдержал: несмотря на оппозицию первооснователя, Ефима Гальперина, шумно протестовавшего против отказа от организационной самостоятельности и первоначального имени Р.П.П.О., Гершуни провел на съезде последней в 1902 г. ее полное объединение с Партией Соц. — Революционеров. Одновременно в «эсеровскую» партию влилось несколько комитетов (в том числе главный, киевский) т. наз. Русской С.-Д. Партии, имевшей своим органом газету «Рабочее Знамя» (в отличие от официальной Российской С.-Д. Раб. Партии). Так партия наша получила свое организационное завершение. Ее начальные базы в Поволжьи (Саратовский центр, Урал) и центре (Москва-Петербург с тайными типографиями сначала в Финляндии, а потом в Томске) сомкнулась со слившимися воедино, сначала довольно разношерстными организациями юго-западного края. Первенствующая роль Гершуни в деле этого завершения несомненна.