Василий Балакин - Екатерина Медичи Страница 43

Пока двор, а вместе с ним и весь Париж праздновали королевскую свадьбу, Екатерина приводила в исполнение свой замысел, стараясь ничего не упустить, ибо неудача грозила фатальными последствиями для французской монархии, для нее самой и ее детей. Устранение Колиньи надлежало провести без сучка и задоринки. Это было непросто сделать, но трудности никогда не обескураживали Екатерину. Уверенность в собственной правоте придавала ей силы. Ликвидация адмирала должна была обезглавить гугенотский мятеж. Кровавое решение проблемы, навязанное королеве-матери роковым стечением обстоятельств, казалось единственно возможным: в интересах общественного блага Колиньи должен был исчезнуть. Если король не способен исполнить свою миссию, возложенную на него обрядом коронации в Реймсе, то мать поможет ему. Устранение Колиньи не являлось, полагала она, банальным убийством — это была спасительная мера, продиктованная соображениями государственного интереса, приведение в исполнение смертного приговора, вынесенного адмиралу еще в 1569 году, но впоследствии отмененного. Можно считать, что его исполнение было лишь отсрочено...

Для успеха предприятия требовалась полная секретность. Своим замыслом Екатерина поделилась лишь с Генрихом Анжуйским, на которого вполне могла положиться в этом деле, тогда как Карл IX пребывал в полном неведении. Предполагалось спасти его корону и, возможно, саму его жизнь без его участия и даже вопреки ему. План Екатерины учитывал и возможные последствия устранения адмирала, сопряженный с этим риск: сторонники Колиньи найдут способ отомстить виновным в его гибели. Значит, надо сделать все для того, чтобы ни на нее саму, ни на ее сына не пала тень подозрения, — да так, чтобы не только избежать мести, но и заставить других ответить за гибель адмирала. А кто еще, кроме Гизов, мог бы взять на себя исполнение приговора и всю связанную с этим ответственность? Екатерина знала, какую неугасимую ненависть питают они к Колиньи. Гизы давно бы попытались свести с ним счеты, если бы она всячески не противодействовала этой вендетте, грозившей разжечь в королевстве новую гражданскую войну Теперь в интересах своей политики она снимала этот запрет, и предстоящая ликвидация адмирала должна была выглядеть как акт кровной мести. Гизы, и прежде всего герцогиня де Немур, вдова герцога Франсуа, убитого по приказу Колиньи, и ее сын, герцог Генрих, давно ждали этой минуты.

Герцогиня с сыном и взялись исполнить акт мщения. Екатерина поставила перед ними единственное условие: чтобы в этой связи никогда не были упомянуты ни ее имя, ни имена короля и герцога Анжуйского. Из предстоящего покушения на адмирала королева-мать намеревалась извлечь двойную выгоду: если все пойдет по плану, то в результате будут обезглавлены обе соперничающие группировки, что объективно усилит позиции короны. Да и как иначе, ведь гугеноты, заподозрив Гизов, сделают всё, чтобы отплатить им той же монетой. Вторая часть плана Екатерины должна была оставаться в секрете и от самих исполнителей.

Герцог Гиз охотно прикончил бы Колиньи собственноручно — только на дуэли. Если бы представилась такая возможность, он не стал бы пачкать себя подлым выстрелом в спину, произведенным рукой наемного убийцы. Что же касается его матери, герцогини де Немур, то она говорила, что сочла бы за честь лично пристрелить заказчика убийства своего мужа, и отказалась от этого намерения только потому, что не надеялась разделаться с врагом одной пулей, хотя и считалась хорошим стрелком. Тогда решили прибегнуть к помощи некоего Морвера, уже не раз оказывавшего подобного рода услуги. 21 августа, когда гугеноты самозабвенно гуляли на свадьбе своего короля, Гизы тайком привезли наемного убийцу в дом, принадлежавший герцогине де Немур и стоявший на улице, по которой адмирал ежедневно проходил, направляясь в Лувр и возвращаясь к себе домой на улицу Бетизи. Дом имел два входа, что позволяло Морверу, сделав дело, скрыться незамеченным. На заднем дворе его поджидал оседланный конь.

22 августа около десяти часов утра Колиньи возвращался с заседания совета, первого после свадебных торжеств. Когда он поравнялся с известным нам домом, раздался выстрел. Однако именно в этот момент адмирал наклонился, чтобы поправить чулок, и пуля, которая должна была его убить, лишь причинила ему ранение в левую руку, не только не смертельное, но даже и не тяжелое. Морвер, как и предполагалось, благополучно успел удрать с места преступления, но относительно виновников преступления не могло быть сомнений: дом, из которого прогремел выстрел, неопровержимо уличал их. К огорчению королевы-матери, обнаружилась и другая улика. Когда спутники Колиньи бросились в дом, они нашли там еще дымившуюся аркебузу, принадлежавшую, как выяснилось, одному из лейб-гвардейцев герцога Анжуйского. Не будет большой натяжкой предположить, что Гизы, исполнив требование Екатерины не называть королевских имен, дали следствию внятную подсказку. Им нетрудно было разгадать всю глубину замысла королевы-матери, и они отплатили ей той же монетой или, как любила говорить она сама, «капустой за капусту»...

Карты смешаны и перетасованы заново

Весть о неудавшемся покушении на адмирала застала Екатерину за столом. Она встала и, не проронив ни слова, удалилась в сопровождении сына Генриха. Карл IX, взволнованный до глубины души, тут же отправил к раненому Амбруаза Паре. Знаменитый врач удалил из руки адмирала пулю и ампутировал два пальца, державшихся на одном лоскутке кожи. Во второй половине дня король решил навестить адмирала. Екатерина, не желая допустить общения сына наедине с Колиньи, во всеуслышание заявила: «Весь двор должен засвидетельствовать свое почтение жертве столь гнусного преступления». В этой весьма многочисленной компании Карл IX не имел возможности поговорить с адмиралом с глазу на глаз, а тот при лишних свидетелях не решился называть имена виновных. Дело ограничилось высокопарным заявлением и грозным обещанием со стороны короля: «Хотя ранили вас, боль испытал я. Но, Богом клянусь, я беспощадно покараю виновных так, что запомнят навсегда!»

Во время этого посещения будто бы имел место эпизод, с точки зрения исторической достоверности сомнительный, однако хорошо передающий драматизм ситуации. Амбруаз Паре, прозрачно намекая на то, кого следует считать организатором покушения, преподнес королеве-матери в качестве своего рода трофея пулю, извлеченную им из руки Колиньи. Она, взяв смертоносный свинец и словно бы взвешивая его на ладони, с расстановкой, чеканя каждое слово, произнесла, обращаясь к адмиралу: «Я очень рада, что пуля не осталась в вашем теле, ибо припоминаю, что после убийства месье де Гиза врач говорил мне, что если бы пуля, пусть даже и отравленная, была извлечена, он мог бы жить». Была отравлена пуля или нет, но ответ Екатерины, адресованный организатору того давнего убийства, бесспорно звучал ядовито. «Капуста за капусту»...