Владимир Логинов - Тени Сталина Страница 43

Тов. Сталин подчеркивал, что только участие Берия могло принести такие блестящие результаты. Изменилось отношение Сталина к ставленникам Берия Меркулову и Кабулову. Меркулов был вызван на юг, где находился Сталин, и получил назначение на пост председателя Комитета советского контроля.

Были также вызваны в Москву снятые в свое время после моих отрицательных отзывов об их работе подручные Берия — Гоглидзе и Ценава и также снова назначены на руководящую работу в органы государственной безопасности. Гоглидзе был назначен заместителем министра государственной безопасности. Когда они все снова пришли к власти, то стали жестоко мстить мне. Оклеветав меня перед Сталиным, Берия добился снятия меня с работы и исключения из партии. Когда же ему удалось сфабриковать «дело врачей» Санитарного управления Кремля, он добился моего ареста, поскольку я обеспечивал лечение членов правительства и отвечал за благонадежность профессуры. Произошло все это следующим образом.

После смерти т. Жданова медсестра Кремлевской больницы Тимошук опротестовала диагноз врачей, лечивших Жданова, о чем было доложено на Политбюро начальником Санитарного управления Кремля профессором Егоровым П. И. Была создана авторитетная комиссия по этому вопросу из профессоров под председательством профессора Егорова П. И. После вскрытия тела т. Жданова комиссией было установлено, что лечение Жданова было правильным, а заявление медсестры Тимошук было ошибочно и совершенно безграмотно, о чем и было доложено на Политбюро.

Все же через несколько дней мне было поручено Сталиным провести тщательную проверку всех профессоров, лечивших Жданова, и взять их под агентурную разработку, что мною и было выполнено. Никаких данных, порочащих профессоров, не было, о чем я и доложил Сталину. Но, несмотря на это, «дело врачей» было передано на дальнейшую разработку во Второе управление МГБ.

Хочу упомянуть еще об одном событии, обострившем мои отношения с Берия. Во время последней поездки Сталина в Грузию в 1951 году, когда мы жили в Боржоми и Цхалтубо, ко мне поступили сведения от замминистра путей сообщения Грузии, сопровождавшего наш состав, о неблагополучном положении в Грузии. При поступлении в вузы требовалась взятка в размере 10 тысяч рублей, и вообще о процветании взяточничества в Грузии. Я доложил об этом Сталину. Он вызвал министра госбезопасности Грузии, который подтвердил, что такие факты действительно имели место и виновные были привлечены к ответственности.

По возвращении в Москву было созвано Политбюро, на котором Сталин информировал членов правительства о положении в Грузии, в частности о взяточничестве.

В результате расследования вышеизложенные факты подтвердились. Первый секретарь ЦК партии Грузии Чарквиани был снят с работы, и другие виновные тоже понесли наказание.

Берия никогда не мог мне этого простить, это еще больше восстановило его против меня, и он стал ждать удобного случая, чтобы скомпрометировать меня перед Сталиным.

В мае 1952 года мне заявили, что в Управлении охраны не все благополучно. Сталин предложил создать комиссию для проверки работы возглавляемого мною Управления охраны под председательством Маленкова, который настоял на том, чтобы ввести в комиссию Берия. С первого заседания было видно, что руководит комиссией не Маленков, а Берия. В комиссию также входили Булганин, Зверев, Поскребышев, но они не задали мне ни одного вопроса.

Маленков и Берия приказали составить справку по расходам. Нужно было подсчитать стоимость 1 кг продуктов на Ближней даче с включением расходов на содержание штата сотрудников лаборатории, продовольственной базы, штата сотрудников заготовки, снабжения, транспорта и прочее. Все это было абсолютно неправильно, так как по всем перечисленным пунктам отсутствовали отдельные статьи расходов, утвержденные ЦК.

После указанного подсчета получилась, конечно, баснословная сумма, которую и доложили т. Сталину, не дав ни мне, ни моему заместителю объяснить, каким образом получилась эта сумма, ее ошибочность.

На втором заседании был арестован мой заместитель Лынько, который ведал у меня контролем за финансовой деятельностью, а я был отстранен от руководства и не мог дать объяснений.

Я обращался с письмом к т. Сталину и просил создать комиссию с участием финансовых работников и произвести ревизию, так как финансовая часть и вся документация у меня были в полном порядке и никаких злоупотреблений не было. Но ответа я не получил, письмо мое, видимо, до Сталина не дошло. Вскоре решением комиссии я был исключен из партии и срочно командирован на Урал в г. Асбест. Вместе со мной были сняты с работы, исключены из партии и отправлены на работу в Сибирь и на Урал многие мои сотрудники.

Проработав полгода в г. Асбесте, я в ноябре 1952 года был вызван в Москву и 16 декабря того же года арестован по «делу врачей». Во время моего пребывания в Асбесте многие профессора и врачи Санитарного управления Кремля были арестованы и находились в тюрьме. Я обвинялся в том, что не принял мер по сигналу работника Тимошук и скрывал вражеские действия профессоров Егорова, Виноградова, Вовси и других.

Я в свое время докладывал Сталину, что у меня не было оснований для привлечения врачей к ответственности, что и подтвердилось впоследствии после разоблачения банды Берия, когда вся ложь была вскрыта. Все врачи Санитарного управления Кремля были освобождены и реабилитированы.

После того как Берия удалось добиться ареста профессоров, Тимошук была награждена, как разоблачившая врагов народа, но вскоре она погибла в автомобильной катастрофе.

Я был жестоко обижен Сталиным. За 25 лет безупречной работы, не имея ни одного взыскания, а только одни поощрения и награды, я был исключен из партии и брошен в тюрьму. За мою беспредельную преданность он отдал меня в руки врагов. Но никогда, ни одной минуты, в каком бы состоянии я ни находился, каким бы издевательствам я ни подвергался, находясь в тюрьме, я не имел в своей душе зла на Сталина. Я прекрасно понимал, какая была создана вокруг него обстановка в последние годы его жизни, как ему было трудно. Он был старым, больным, одиноким человеком. Он никогда не верил никакой клевете, какую на меня возводили мои завистники и враги. Меня два раза за 25 лет удаляли от него, но он не верил никому, все сам лично проверял и снова приближал меня к себе.

Он был и остается для меня самым дорогим человеком, и никакая клевета не может поколебать то чувство любви и глубочайшего уважения, которое я всегда питал к этому замечательному человеку.

Он олицетворял для меня все светлое, дорогое в моей жизни — партию, Родину и мой народ.