Николай Черкашин - Авантюры открытого моря Страница 43

Москва. Зима 1986 года

Леман, Леман… Впервые эту фамилию я услышал в Средиземном море, где наша подводная лодка вела слежение за американским ударным авианосцем «Нимиц». Новехонький корабль выходил на первое свое боевое патрулирование в Средиземноморье, и мы получили из Москвы шифровку, что проход «Нимица» к берегам Ливана ожидается как раз через позицию, нарезанную нашей «Б-409-й», и, по правилам большой военно-морской игры, мы должны были вовремя заметить авианосец, соблюдая при этом свою скрытость, а затем условно выпустить по суперкораблю ящерные торпеды. Посему в кают-компании то и дело склоняли имя американского адмирала, прославившегося во вторую мировую войну. Судачили о том, что его-де родной брат — контр-адмирал русского флота возглавлял после Колчака Черноморский флот, а потом и весь Красный при Ленине. И тут один из прикомандированных офицеров-штабистов заметил, что и у нынешнего военно-морского министра США Джорджа Лемана близкие родственники служили в Русском флоте, а один из них — полный тезка — Георгий (Джордж) Леман защищал Порт-Артур.

Тот давний праздный спор-разговор вдруг всплыл в памяти, когда я начал собирать материалы о судьбе морского бронепоезда «Адмирал Непенин» и на глаза случайно попалась заметка из «Советской России» № 200 за 1986 год. Речь в ней шла о крупных военно-морских маневрах НАТО под кодовым названием «Нозерн уэддинг-86» — «Северная свадьба», которые разворачивались близ берегов Норвежского и Балтийского морей. Поражало мистическое сплетение двух имен, принадлежавших четырем людям: морской министр Джордж Леман с американским обозревателем Джорджем Миклашевски (Георгием Миклашевским — в русской интерпретации) — и командир бронепоезда Леман с его штурманом Миклашевским, которые за 66 лет до «Нозерн уэддинга» едва не справили свадьбу со смертью в этом же самом скандинавском регионе.

Эта газетная вырезка, словно маленький магнитик, выудила из памяти почти забытый эпизод студенческой жизни. Зимой 1966 года мы, лыжники турклуба МГУ, шли по карельской тайге, проверяя свою выносливость перед более суровым походом по горной тундре Кольского полуострова, где-то за Медвежьей горой в пургу сбились с маршрута и из последних сил доползли до затерянной в лесах деревушки со странным, должно быть, финским, названием Лилимгумзь. Так что январскую стужу перемогали не в палатке, а в крестьянской избе, расстелив спальные мешки на широченных половицах близ русской печи.

Висели в горнице иконы. После только что прочитанных солоухинских «Черных досок» все мы были очень неравнодушны к иконам и тут же азартно принялись оценивать хозяйскую божницу. Спорили о странной иконе — «Никола с корабликом». Святитель-чудотворец, вопреки канону, держал в руке не Божью книгу, а трехмачтовый кораблик. Вполне понятно, что ликописец напоминал этим корабликом о покровительстве Николая мореходам. Но наши знатоки с истфака уверяли своих оппонентов в том, что кораблик приписан в более поздние времена, так как в семнадцатом веке монастырский богомаз не мог видеть трехмачтовых кораблей, а то, что икона древняя и относится именно к этому столетию, говорят и ковчег, и крокеллюры левкаса, и…

Хозяин избы, который долго прислушивался к мудреному спору и которого, видимо, насмерть сразили «крокеллюры левкаса», крякнул и молвил свое непросвещенное слово, что-де «Николу с корабликом» написал его отцу один моряк-постоялец, пехом шедший на запад с Онеги…

А теперь представьте коллаж: атомный авианосец «Нимиц» среди карельских валунов, белый бронепоезд, идущий сквозь скит, и две двуликие фигуры — русского штурмана Миклашевского вкупе с американским политологом и морского министра Лемана с его сиамским братом, капитаном 2-го ранга Российского Императорского флота, сжимающего в руках икону «Никола с корабликом».

Петроград. Сумерки, вечер и ночь 25 октября 1917 года

Весь день глаза у Ирины Васильевны Грессер были на мокром месте. Прочитав записку, придавленную обручальным кольцом, наслушавшись Стешиных рассказов про то, как Николай Михайлович прятал в карман «левольверт», наконец, потеряв голову от собственных предположений и догадок — свежи были еще и кронштадские страхи — Ирина Васильевна, перед самым полдником опустилась на полусобранные дорожные баулы.

— Саша, Сашенька, — беги за доктором, крикнула Надин, выискивая в аптечке флакон с нюхательной солью.

— Вы ей в лицо пырснете! — уговаривала Саша. — Вы ей водой пырсните, она отойдет.

— Да, беги же ты за Марк Исаичем! — умоляла Надин, расшвыривая склянки. — Он дома сейчас. Пожалуйста.

— Нету их дома. — Упорствовала Саша. — У них свет в окнах не горит.

— Тогда вызови скорую карету!

— Не надо скорую, — слабо помахала рукой Ирина Васильевна.

— Наденька, голубчик, сбегай за папой на службу. Чует мое сердце — он там. Позови его… Скажи, чтобы оставил все свои фантазии и шел домой. Умоляю. Он послушает только тебя.

Надин накинула приготовленный в дорогу сак-манто с дождевой пелеринкой и бросилась к дверям.

— Ради Бога — будь осторожна, — крикнула в догонку мать, приподнимаясь с пухлого портпледа. — Возьми извозчика сколько бы не заломил. У тебя есть деньги?! — Есть! — донеслось уже с лестницы.

«Какой там, извозчик! — Думала Надин, стремясь по Английской набережной. — Тут до адмиралтейства — рукой подать…

От ветра с моросью сразу же развились и прилипли к вискам накрученные перед обедом пряди-спиральки.

С казенных пристаней, громоздившихся по левое плечо, кричали ей что-то задиристо-ухарское подгулявшие матросы. Благо ветер сносил их крики, Надин слов не разбирала, держась подальше от парапета, полубежала навстречу золоченому шпицу.

В Адмиралтейство ее не впустили, матросы с красными повязками, перекрывшие парадный вход и без того взбудораженные, при виде барышни оживились еще больше.

— Вы, мамзель, лучше к нам на пароход приходите!.. А тут делать нечего… Закрыто заведение… Кто тут у вас, женишок что ль? Ах, папенька… Домой, домой идите!.. А то у нас тут женихи горячие… Без попа окрутят…

Надин отошла в садик к памятнику Пржевальскому и, глядя на мокро блестевшие горбы бронзовых верблюдов — старых добрых знакомцев еще по детским прогулкам, — стала думать, как быть дальше.

— Господи, Надин! Что вы тут делаете? — Окликнул ее офицер в черном дождевике. — Да, вы меня забыли! Дитерихс Иван Иванович. Мы с вашим папенькой коллеги.