Александр Свечин - Искусство вождения полка (Том 1) Страница 43

31 августа утром я прежде всего направился к пунктам 2 немецких атак на наши окопы, и только тогда инцидент разъяснился. В одном месте между нашими окопами и неповрежденной проволокой лежали тела 11 ландверистов, неподалеку же сдалась кучка ландверистов; в другом месте проволока была прорезана, несколько тел лежало среди заграждения и по обе его стороны. Дело заключалось в том, что во время боя 30 августа нами были отрезаны 2 немецкие заставы, или 2 сильных дозора, которые потом наросли за счет отбившихся немцев. Мы забыли обыскать лес, а немцы притаились в нем до наступления темноты; ночью, руководимые звуком перестрелки из-за откатывания орудий, они прибыли в район Дукшт, чуть не захватили в плен командира III батальона Борисенко, напугали нескольких одиночных стрелков и направились по обе стороны Дукшты, перепрыгнули через наши окопы и попытались перескочить через проволоку; одна партия погибла полностью, другой посчастливилось попасть на промежуток между окопами и удалось уйти, хотя с серьезными потерями. Мне следовало еще засветло попытаться организовать 1–2 ротами пограничников облаву в пройденных лесах число пленных было бы много больше.

Немцам удалось укатить к себе за первую ночь 7 орудий; частью они еще оставались между окопами, но уже находились ближе к немцам, чем к нам. Нам достались 4 пушки и 1 гаубица. Оставалось еще много зарядных ящиков и передков. В последующую ночь немцы постепенно их выловили под нашим огнем — мы за этими трофеями второго сорта почти не гнались{58}.

Эти схватки ночью за орудия, 3 ландвериста, одиноко сражавшиеся в своей канаве вечером 30 августа, попытка пробиться 2 отрезанных в лесу взводов и последующие успешные бои 38-го ландверного полка с нашими гвардейскими частями, ничтожное число пленных характеризуют высокую, героическую решимость целого народа — умирать, но не сдаваться. Наши солдаты в упорядоченном бою, а особенно при штурме, могли равняться с немцами. 30 августа на моем участке они подавили немцев и числом, и своим упорядоченным развертыванием. Но никогда у нас не было такого бесповоротного упорства, чтобы кучки солдат продолжали сопротивление, когда бой уже был потерян, когда всякое принуждение в горсти, отколовшейся от целого, отсутствовало, когда каждый был предоставлен себе и своим настроениям.

31 августа в штабе 2-й Финляндской дивизии был размножен на шапирографе и разослан по полкам боевой приказ для описанного боя, помеченный 30 августа, 7 ч. 45 м. утра. В течение самого боя он оставался мне неизвестным и возмещался утренней беседой при личном свидании с командиром бригады Нагаевым и послеполуденным разговором с ним. Я допускаю, что он вообще помечен несколькими часами ранее, чем был написан. В нем значилось, что левый боевой участок: полковника Свечина должен развернуться на фронте д. Гени (включительно) до з. Адамчишки и наступать на фронт Кемели (исключительно) Малюны, обеспечив себя с левого фланга. Эта мысль в разговорах со мной Нагаева проводилась менее отчетливо; от меня требовалось прежде всего наступление; на большой успех Нагаев не рассчитывал; но у него была несомненная тенденция тянуть меня вправо, на д. Гени. Я и сам понимал, что, перенося удар восточнее, я окажу существенную помощь 5-му полку и помогу заштопать прорыв в расположении дивизии. Почему же, вопреки моей доброй воле, удар свернул не направо, а налево, к Дукштам, где был одержан наибольший успех; почему на Малюны — Кемели из состава моих почти 8 батальонов не свернул ни один человек, несмотря на явную тактическую целесообразность развития усилий в этом направлении?

Мне представляется требование — сохранения направления пехотой при движении на протяжении 4 км с боем — совершенно невыполнимым; движение начинается вперед, а куда оно приведет, как изогнется фронт, куда увлекутся брошенные вперед роты, в особенности в условиях встречного боя, вопрос совершенно темный. Чтобы выполнить задачу, поставленную штабом дивизии несколько задним числом, мне бы следовало иметь на своем 7-километровом фронте резерв по крайней мере из 2 батальонов, который бы я мог развернуть в районе Шавлишек для атаки в северном направлении, на Малюны — Кемели; даже если бы у меня работали при наступлении телефоны, группы, концентрировавшиеся у д. Гени, Дукшты и Адамчишки были бы пригодны к этой задаче с потерей слишком большого времени. Только резерв (второй эшелон) представляет руль в руках командования, позволяющий регулировать направление развития атаки.

Я сожалею, что позволил командиру II батальона вырвать у себя последние 6-ю и 11-ю сотню, которые действительного участия в бою так и не приняли. Я бы чувствовал себя гораздо увереннее, если бы к 16 час. 30 августа эти сотни прибыли в Шавлишки. Но изменить направление, которое принял бои, они не были бы в силах. А больший резерв можно было бы составить лишь за счет ослабления силы первого удара, на который я возлагал все свои надежды. Пришлось бы двинуть не цельный фронт, все части, которые находились, до вступления в лес, в зрительной и огневой связи между собой, а отдельные группы, по отдельным направлениям, которые бы действовали менее энергично, уперлись бы фронтально в немцев, и не могли бы выполнить тот сплошной охват, каким являлось для немцев наступление нашего сплошного фронта против их отдельных групп. Надо по-видимому согласиться, что, не имея возможности выделить резерв, иногда выгодно сознательно идти на большой риск и не быть разборчивым в направлении, куда повернет успех.

Риск при этом наступлении был значителен; но он смягчался эффектом, произведенным на немцев решительным наступлением на широком фронте, и катастрофой 38-го ландверного полка и его артиллерии, совершенно неожиданной для немецкого командования. Может нехватить решимости для контрудара, и противнику потребуется время для того, чтобы рассмотреть даже 3-километровую прореху среди наступающих; а в данном случае у немцев в районе Малюны и Кемели и не имелось свободного резерва для контратаки; немцам пришлось, под влиянием нашего успеха у Дукшт, отказаться от всех плодов ночного распространения по участку 5-го полка и без боя стянуться в ближайшие окрестности захваченного накануне с. Кемели.

Мое управление в этом бою немного напоминало скачку всадника без головы; я стремился больше нажимать, чем руководить. Несомненно, в моих действиях сказывалась несколько моя неопытность в роли командира полка; я еще не подобрал штаб по своему вкусу, я еще плохо был знаком с личным составом полка и только к концу этого боя заслужил необходимый дня успешного управления авторитет. Оправданием не может служить трудность справиться при недостаточных средствах связи с задачей руководства частями четырех, частью весьма сомнительных полков. В этом отношении мои действия далеко не могут являться образцовыми; но, размыслив, приходишь к убеждению, что в обстановке боя часто могут явиться моменты, когда чинность управления по телефону сзади окажется неуместной и когда несколько километров хорошего галопа по району боя могут дать неоценимую пользу.