Сергей Нечаев - Сальери Страница 43

Бетховен сердито ответил: “Пустая болтовня! Сальери я обязан больше, чем кому бы то ни было”.

Иоганн Шикль продолжал: “Больше чем Моцарту?”

Бетховен ответил: “Когда я в нем нуждался, Моцарта уже не было в живых”»{267}.

А вот слова Пьера Франсуа Пеша:

«Бетховен стал глухим, и восемь последних лет его жизни его разговоры велись письменно при помощи тетрадей, которыми легко было обмениваться. В ноябре 1823 года публицист Й. Шикль написал Бетховену в тетради № 95: “Можно ставить сто против одного, что, исходя из обстоятельств смерти Моцарта, признания Сальери соответствуют действительности”. Карл, племянник Бетховена, отметил в тетради № 125: “Сальери объявил, что он отравил Моцарта”, а 7 мая 1825 года, в день, когда Сальери избавился от страданий, он добавил: “Теперь с упорством говорят, что Сальери является убийцей Моцарта”. В тетради Шиндлер написал 25 января 1824 года: “Сальери снова очень плохо. Он не прекращает говорить, что виновен в смерти Моцарта. Это правда, он хочет ее сказать в своей исповеди. Всё получает свое наказание”. 23 мая 1824 года граф Дитрихштейн, друг Сальери, приказал допросить поэта Калисто Басси, который распространял поэму, обвинявшую Сальери в убийстве Моцарта»{268}.

Как видим, опять одни предположения: «говорят», «можно ставить сто против одного», «обвинял»… Оказывается, кто-то даже знал, что несчастный Сальери собирался в будущем сказать в своей исповеди, что знать в принципе невозможно…

Удивительно, но никто ничего конкретно не видел. Что-то написал Антон Шиндлер или Иоганн Шикль — но присутствовали ли они при «признании» Сальери? Один из них утверждает, что Сальери не прекращает говорить, что виновен в смерти Моцарта. Но слышал ли он сам, что именно «не прекращает говорить» Сальери? Очевидно, что нет. Значит, он передавал это с чьих-то слов. Но, во-первых, тот же Антон Шиндлер известен как фальсификатор и сплетник с крайне сомнительной репутацией, а во-вторых, до сих пор никому не удалось установить, кому, собственно, Сальери признавался в убийстве Моцарта. Во всяком случае, санитары больницы, где находился Сальери в конце жизни, категорически отрицали этот эпизод. Они даже сделали по этому поводу официальное заявление. Вот оно:

«Мы, нижеподписавшиеся санитары, заявляем перед ликом Бога и перед всем человечеством, что с начала длительной болезни кавалера Сальери <…> ни разу его не оставляли наедине. <…>Мы также свидетельствуем, что из-за его слабого здоровья никому, даже членам его семьи, не разрешалось навещать его. <…> В связи с этим на поставленный вопрос, соответствует ли действительности, что вышеупомянутый кавалер Сальери говорил во время болезни, что он отравил знаменитого композитора Моцарта, клянемся честью, что никогда не слышали от Сальери таких слов.

Заявление это завершается постскриптумом такого содержания:

«Доктор Рерик, лечащий врач Сальери, подтверждает свидетельство двух санитаров»{270}.

На наш взгляд, Сальери был очень тяжело болен, и если он и делал подобные признания, то в бреду. В самом деле, будь он в здравом рассудке, для чего ему было делать роковые признания? Совесть замучила? Но почему она заговорила в нем спустя тридцать с лишним лет?

Наконец, если Сальери отравил Моцарта, то почему для себя он избрал другой, более болезненный путь ухода из жизни? Принять «уже опробованный» яд было бы логичнее и проще[53].

Кстати сказать, музыкальный критик Гвидо Адлер, работавший профессором истории музыки в Венском университете, заявлял, что в одном из венских архивов ему удалось найти запись исповеди Сальери с признанием об отравлении Моцарта. Однако никто этой «найденной» записи так и не видел… И это — не говоря уже о том, что существует такая вещь, как тайна исповеди, обязательная для каждого католического священника.

Подобные заявления (а точнее — сплетни) и стали причиной последующих спекуляций о том, что Сальери якобы убил Моцарта.

Вот лишь несколько примеров:

Лев Шестов:

«Каин <…> поднял руку на родного брата — ему казалось, что он совершил убийство во имя справедливости. <…> И в наши дни Сальери повторил преступление Каина и отравил своего брата и благодетеля[54] Моцарта»{271}.

Мишель Хофманн:

«Моцарт умер через два месяца. <…> Главным соперником Моцарта в Вене был Антонио Сальери (1750—1825), который на смертном ложе, как утверждается, обвинил себя в том, что отравил автора “Дон Жуана”»{272}.

В. С. Непомнящий:

«Многих он считал своими врагами и многих хотел отравить, но берег яд на будущее, для злейшего врага. Сальери отравил Моцарта, но с той же легкостью он мог бы отравить самого себя»{273}.

Джон Эмсли:

«У Сальери был нервный срыв осенью 1823 года в Венском главном госпитале, где он признался, что убил Моцарта»{274}.

Гай Грэйбилл:

«По слухам, ревность довела Сальери до того, что он убил Моцарта, отравив его»{275}.

Перечень подобных заявлений, написанных в разные годы и на разных языках, можно было бы продолжать до бесконечности.

Понятное дело, сразу же нашлись люди, которые сказали, что всё это несусветная чушь. Что, придя в сознание, Сальери узнал о своем «признании» и стал отказываться от якобы сказанного. Что после этого, вплоть до самой смерти, в редкие минуты просветления он якобы не прекращал повторять: «Во всем могу сознаться, но я не убивал Моцарта!»

Всё это происходило (если, конечно, происходило!) через 32 года после кончины Моцарта. Естественно, тогда, в 1823 году, старика сочли невменяемым, а его признание — не заслуживающим доверия бредом…

В принципе, всё это выглядит смешно и дико одновременно. Да, действительно, некоторые газеты той эпохи написали, что Сальери, когда он находился в больнице для душевнобольных, будто бы сам кому-то признался в совершенном преступлении. Но кому? Такого человека найти не удалось. Кто лично это видел или слышал? Таковых тоже не нашлось.

ОПРОВЕРЖЕНИЕ ОБВИНЕНИЙ

Заявление Сигизмунда фон Нойкомма

Уже в 1824 году появилось первое публичное опровержение обвинений в адрес Сальери. В защиту композитора выступил его друг Сигизмунд Риттерфон Нойкомм (1778—1858).