Наталья Муравьева - Беранже Страница 43

Неужели кому-нибудь из власть имущих, засадивших за решетку памфлетиста, а вслед за ним песенника, могло прийти в голову, что заточение превратит их в этаких смирнехоньких верноподданных? Что за чушь? Пьер Жан усмехается…

Конечно, тяжело оказаться взаперти тому, кто больше всего» на свете любит свободу. Он остро ощутил это несколько минут назад, когда в дверях камеры щелкнул ключ… Но ведь три месяца — это не так уж долго. И к тому же никто не может отнять у него возможность свободно мыслить, свободно сочинять свои песни даже в этих стенах.

Стены крепкие, оглядывается Беранже. Зато ниоткуда не течет, не дует, не то что в тех каморках, где приходилось ему ютиться столько лет. Э, да здесь есть и камин, и в нем видны остатки золы!

«Тюрьма меня того и гляди избалует», — скажет он завтра своим друзьям.

На следующий день после суда над Беранже в полицейской префектуре образовалась очередь за разрешениями навестить узника Сен-Пелажи. Генералы, депутаты, литераторы, банкиры встречались здесь с многочисленными любителями песен из парижских предместий — с ветеранами на костылях, кудлатыми юнцами в потертых куртках. У многих в руках были свертки и сумки с гостинцами.

Посылки на имя Беранже одна за другой приходили в тюрьму. Жители города Сомюра прислали двадцать пять бутылок отличного вина «Шамбертен» и песенку, в которой поэту рекомендовали для поддержания здоровья в тюрьме принимать ежедневные «внутренние души». Беранже откликнулся на этот подарок песней «Мое исцеление». Еще одну песню — «О действии вина в тюрьме» — сочинил он в ответ бургундцам, тоже приславшим ему вина с самых лучших виноградников.

Некоторые из жителей города Витре попали под надзор полиции из-за своей приверженности к заключенному песеннику: они устроили «благотворительную охоту», решив всю добычу преподнести Беранже.

«Устанавливается, что речи, произнесенные на обеде, заданном по случаю этой охоты, были крайне неблагоприятны в отношении королевского правительства», — сообщал в письме, адресованном в министерство внутренних дел от 17 февраля 1822 года один из агентов полиции.

Но несмотря на доносы, корзины со свежей дичью не переставали прибывать в Сен-Пелажи и из Витре и из других концов Франции; тут были и куропатки, и бекасы, и кролики, и козлята. А жители Бри присылали отличные сыры.

Да, Беранже было чем попотчевать своих посетителей и товарищей по заключению! С разрешения тюремного начальства он держал открытый стол для политических заключенных.

Первое время его пребывания в Сен-Пелажи тюремный режим не отличался особой строгостью. Беранже разрешалось разгуливать по коридорам и принимать гостей в своей камере. Узников запирали на замок только к вечеру. Но в конце декабря, после попытки к бегству двух заключенных, всяческие вольности и поблажки были запрещены. Встречи узников с посетителями проходили с тех пор под надзором в общей приемной.

Новости с «воли», которые приносили друзья и газеты, не радовали. 15 декабря в газете «Монитер» был опубликован список новых министров. Увы, все до одного из лагеря роялистов! Во главе кабинета Виллель — один из вожаков «крайних», бывший тулузский мэр, выдвинувшийся благодаря своему «рвению». Хитер, ловок, расчетлив, выглядит этаким «государственным мужем», но на деле заботится не о благе всего государства, а об интересах своей партии.

Первоочередные заботы нового состава министерства направлены к тому, чтоб еще больше ограничить свободу печати, не допускать либералов на государственные должности, зажать им рты, запугать судами и тюрьмами. Дальше — больше. Конгрегация цепко забирает в руки воспитание детей и молодежи. Главой учебных заведений назначен в 1822 году аббат Фрейсину. Иезуиты втираются повсюду.

Сам дьявол стал иезуитом, —

пишет Беранже в песне «Эпитафия моей Музы», сочиненной в тюрьме Сен-Пелажи.

И все же есть во Франции люди, которые не сгибаются, не опускают голов. От Манюэля Беранже знает о подпольной работе тайных обществ. Карбонарии ведут пропаганду в военных частях, организуют заговоры, но все попытки их перейти к открытым выступлениями оканчиваются трагически. В конце декабря 1821 года раскрыт антимонархический заговор учеников Сомюрской военной школы. В январе 1822 года разгромлено Бельфорское повстанческое движение. В марте арестованы как заговорщики четыре молодых сержанта из крепости Ларошель. Королевский суд выносит им смертный приговор. Беранже, хотя и не возлагает надежд на «тайные общества», но искренне восхищается этой храброй молодежью и скорбит о судьбах смельчаков патриотов.

Внимательно прислушивается узник Сен-Пелажи к вестям из Греции. Маленькая страна восстала против поработителей-турок и в первых битвах одерживает победы. Добровольцы из разных стран спешат на помощь греческим повстанцам.

Иди же, грек, сражаться, побеждать!Рви цепь свою, проснулся страх в тиранах! —

поет Беранже под сводами тюрьмы.

— Вы, вероятно, успели написать здесь целый новый том? — спросил у Беранже поэт и драматург Вьенне, навестивший его однажды в Сен-Пелажи.

— Песни пишутся не так быстро, как трагедии, это очень трудоемкий жанр, — с простодушной миной ответил Пьер Жан своему плодовитому собрату по перу.

В тюрьме ему удается работать над песнями гораздо меньше, чем он предполагал, но все же несколько песен он успел сложить и отшлифовать.

Пока Беранже сидел в тюрьме, его адвокат Дюпен договорился с издателем Бодуэном о публикации материалов судебного процесса с приложением текстов песен, о которых шла речь на суде.

Как только брошюра вышла в свет, прокурорский надзор тотчас же затеял новое «дело» против Беранже. Прямо из тюремной камеры под конвоем его доставили во Дворец правосудия. И вот, еще не отбыв срока заключения, он снова сидит на скамье подсудимых рядом с издателем. И снова под сводами зала рокочет голос прокурора Маршанжи. Этот «змей» готов из кожи вылезть, лишь бы упечь Беранже как «злостного рецидивиста». Если прокурору удастся убедить судей в виновности Беранже, то теперь уж ему не миновать двухлетнего срока заключения.

Но защитники Дюпен и Бервиль на высоте. Они блестяще доказывают несостоятельность обвинения. Разве можно считать рецидивом публикацию документов, оглашенных во время открытого заседания суда?! Ведь ни одному из журналистов, присутствовавших на процессе, не возбранялось записать и обнародовать слышанные им выступления!

Аргументы защиты убедительны, но присяжные колеблются. Голоса разделились. При подсчете все же оказалось, что на стороне песенника большинство в один голос.