Елена Лаврентьева - Дедушка, Grand-père, Grandfather… Воспоминания внуков и внучек о дедушках, знаменитых и не очень, с винтажными фотографиями XIX – XX веков Страница 43

Солнце опустилось еще ниже, ветер почти совсем стих, и на воде можно было различить малейшее движение поплавка. Положивши своего окуня в лейку, я стал спускаться к удочкам. Вдруг я увидел, что поплавок на вверенной мне удочке погрузился весь в воду и поехал под водою. Я бросился к удилищу и потащил. Удилище согнулось в дугу! Потом рыба повернула в сторону, и я, подведши ее к берегу, перекинул через кусты. Теперь я увидел, что за рыба взяла у меня. Огромный окунь, какого не только никто из нас не лавливал, но и не видывал — более четверти аршина длины, толстый, тяжелый! Все ему удивлялись. Я так обрадовался ему, что долго не мог оторваться, любуясь на него. Не знаю, что может быть красивее большого окуня! Красные плавники вместе с темными, точно бархатными полосами представляют собой очень красивое сочетание. Кроме того, самая форма тела окуня очень красива, не то что у ерша или подлещика. Налюбовавшись окунем, я снова закинул удочки, но уже ничего не поймал, скорее всего, от радости, так как у других рыба клевала очень хорошо. Руфа поймал огромного подлещика, Серенька 4 средних подлещика и одного окуня. Андрюнька одного маленького подлещика и ерша.

А солнце совсем уже опустилось и зашло. На месте его появилась заря, которая, разгораясь, вскоре охватила полнеба. Верхушки ольхи и изб приняли красноватый оттенок, а река все темнела и темнела, так что уже поплавка уже было не видно. Ветер уже совсем стих. От реки, извиваясь как дым, начал подниматься туман и окутал всю реку точно большой пеленой. На небе показалась одна звездочка, потом другая, и скоро все небо заискрилось миллионами звезд. Между ними величественно выделялась луна, светя нам и другим рыбакам. Но долее нам не позволено быть на реке. Мы собрали свои удочки и отправились домой в самом хорошем расположении духа. Улов наш действительно был отличный, и теперь я с удовольствием вспоминаю этот вечер и, вероятно, никогда его не забуду, так как я поймал в этот вечер первую большую настоящую рыбу. 2 января 1888 года. Р. Смирнов. <…>

До 24 января

Дурных баллов за нынешнюю неделю нет. 3 — по греческому за ответ, 4 — за греческую extemporale, 4 — за латинский перевод по Вергилию. Говорят, что в понедельник будет большой мороз — около 50 градусов. Третьего дня была оттепель, и мы с Андрюшкой сделали крепость, так как снег был мокрый, плотный и липкий. Я изучаю карту звездного неба. Вчера я встретил в «Русских ведомостях» две песни, которые поют Мазиловцы. Я ведь в Мазилове жил 4 года.

Песня про Чуркина

Среди лесов дремучихРазбойнички идут.В своих руках могучихТоварища несут.Носилки не простые —Из ружьев сложены,А поперек стальныеМечи положены.На них лежал сраженныйСам Чуркин молодой.Он весь окровавленный,С разбитой головой.Струится кровь из раныПо буйным по вискам.Одна струя быстрееТечет по волосам.Ремни его кальчужныИзрублены висят,Ножи и пистолетыЗа поясом торчат.Мы шли, остановились,Сказали: «Братцы, стой!Давайте поскорееМогилу братцу рыть».

Мы вырыли глубокуНа желтом песочке,На желтом песочке,Крутом бережочке.

Спустили, положили,Сказали: «Брат, прощай,Теперя нам не времяБеседовать с тобой».А сами поскорееОпять в кровавый бой.

Песня про Ивана Сусанина

«Сусанин, Сусанин, куда нас ведешь?»«Туда, куда надо!» — Сусанин сказал.«Куда нас ведешь ты, не видно ни зги! —Сусанину с сердцем вскричали враги,—Веди нас скорее, дадим за труды,А то ведь недолго у нас до беды!Мы вязнем и тонем в сугробищах снега,Знать, нам не добраться с тобой до ночлега.Ну, долго ли биться нам с этой метелью?Вон что-то чернеет в долине за елью».«Деревня, сарматы! — в ответ мужичок,—Вон гумна, заборы, вот речка, мосток.За этой за речкой избушечка ветхаВо всякое время для гостя согрета.Взойдите, не бойтесь».«Ну, то-то ж, москаль,Какая же, братцы, чертовская даль!»«Зипун мой хоть выжми, нет нитки сухой», —Взойдя, проворчал тут сармат молодой.«Вина нам, хозяйка! Измокли, озябли,И дай нам приняться за вострые сабли.Тут чистая скатерть на стол постлана,Поставлено пиво и кружка вина,И русская каша, и щи пред гостями,И хлеб перед каждым большими ломтями.Окончивши ужин, легли на покой,Один был на страже Сусанин седой.Молился он Богу пред святой иконой,Царю Михаилу святой обороны.Тут кто-то подъехал к избушке верхом,Сусанин крестился, сам к двери тайком.«Куда ж ты, радетель, и я за тобой,Куда ж ты уходишь ночною порой?Убьют тебя ляхи, что ж будет со мной?И с матерью нашей и с юной сестрой?»И чуть на востоке зардела заря,Проснулись сарматы, злодеи царя.«Сусанин, Сусанин, что молишься Богу?Веди и тори нам скорее дорогу!»Ничто не шелохнет, ни дуб, ни береза,А снег под ногами хрустит от мороза.Заводит Сусанин в дремучий их лес.Подводит Сусанин к сухому их пню:«Ступайте, сарматы, а я не пойду!Убейте, зарежьте, тут моя могила.Но знайте, что спас я царя Михаила!»

Я продолжаю учиться играть на рояли. Теперь руки у меня достаточно развиты. Третьего дни мы с Серенькой вспомнили еще одну песню. Эту приблизительно лет 10 назад, еще при папе, пел «цыпленок» — это один мальчик, кажется ученик сапожника. Он нам пел много песен. За это папаша давал ему то шапку, то куртку, то книгу, например книгу «Царь с царицею простился, в путь-дорогу снарядился».

Вот эта песня:

На Пречистинке направо,Там стоит огромный дом,Там стоит огромный дом,Вкруг оградой обнесен.Три сибирские коморкиТам несчастные сидят,Там несчастные сидят,Все в окошечко глядят.Видно, видно в то окошко.Вон в столовую несутЩи из белыя капустыКапуста ровно белый снег.Щи из белыя капусты,Капуста ровно белый снег,А по ней-то по порядку,Плывет стадо червяков.Арестант ведь не собака,Он такой же человек,Бросил ложку во щи с сердцем,Сам заплакал и пошел.

Эту песню я слышал 10 лет тому назад и поэтому не всю ее помню. Да и это помню, может быть, не точно. Когда придет к нам Евгения, я спрошу у ней: она, наверное, помнит. <…>