Тим Скоренко - Легенды неизвестной Америки Страница 44

Несмотря на страшное горе, во мне проснулся детектив. Я поднялся в третий номер, который снимал Элоун. Дверь была открыта, но жёлтыми лентами проём не перекрыли: вероятно, убийство произошло не здесь. Я вошёл внутрь. Было темно, и фонарика у меня не водилось. Из окна был виден диск луны, она давала достаточно света, чтобы не натыкаться на предметы.

Тем не менее я включил настольную лампу. Ну, заметят меня — и пусть. Пожурят и отпустят.

Комната выглядела нежилой. Впрочем, немудрено: вещи Элоуна наверняка забрала полиция. Я огляделся и внезапно наткнулся глазами на знакомый предмет. Знаете, так бывает: что-то мелькает перед тобой, а потом ты пытаешься найти это целенаправленно — и ничего не получается. Вроде вот оно, то самое, искомое, но нет, ни черта подобного.

«Это» было около письменного стола. Ручки, несколько фломастеров, чистый лист бумаги, полка с книгами. Заглавия на корешках: дешёвая беллетристика, детективы, фантастика.

И вдруг я увидел: «Хроники капитана Блада». Такое же издание, как и у меня. Старое, сороковых годов, лондонское. Я машинально взял книгу с полки, начал листать её — и нашёл конверт. Да, это был конверт, обычный, белый, почтовый. Внутри — аккуратно сложенные рукописные листки. Я достал их: почерк незнакомый, но уже тогда я понял, что это почерк Элоуна.

Собственно, всё то, что я вам рассказал, было лишь предисловием к письму Фрэнка. Честно говоря, я не знаю, верить или не верить этому письму. Возможно, он был просто сумасшедшим. Возможно, в нём одновременно жило несколько человек, как бывает при шизофрении. Но это письмо перевернуло моё понятие о Фрэнке, его появлении в городе и последовавших за этим трагических событиях. Я и сегодня не могу толком сказать, верить или не верить. Решать вам. Привожу текст, написанный Элоуном, почти без купюр. Правда, кое-какие подробности я вырезал, потому что не хочу, чтобы вы о них знали. Какие — неважно. Итак…

«Если вы читаете это письмо, значит, меня нет в живых.

В своей жизни я написал около сорока подобных писем, и каждое отличалось от предыдущих. Потому что моя история меняется. Сейчас, когда я в очередной раз пишу эти строки, мне тридцать два года. Точнее, моему телу. Моему разуму — примерно триста лет, я не берусь посчитать точнее. И я устал, чудовищно устал.

Я оставляю это письмо в разных местах. В книгах, в ящиках столов, забываю на стойках отелей, прячу в несгораемых шкафах. А потом, когда оно «устаревает», я возвращаюсь обратно — в то время, когда оно ещё не написано. И пишу новое.

Я родился в 1946 году. И вполне нормально жил примерно до шестнадцатилетнего возраста. Но иногда я замечал, что прожил день, точно во сне. То есть я просыпался, день проходил. А потом я просыпался на следующий день — а день оказывался предыдущим. И я знал, что произойдёт в каждую следующую минуту этого дня, прожитого повторно. Или двух дней. Чаще всего у меня появлялась возможность исправить то, что я сделал не так.

Несколько раз происходили и более короткие флешбэки. Однажды я шёл по тёмному переулку, и на меня напали хулиганы. Меня ткнули ножом. Я лежал, по моим пальцам текла кровь, а в следующую минуту я снова был на перекрёстке, с которого свернул в этот переулок. Я вернулся всего на пять минут назад — и спас свою жизнь.

Так вот, в шестнадцать лет я понял, что могу контролировать свои способности. И начал этому учиться. И научился.

Я могу возвращаться в собственное прошлое. Вот мне, предположим, тридцать лет. Но я хочу прожить жизнь ещё раз. И я открываю глаза в день своего шестнадцатилетия — с тридцатилетним опытом. И живу снова. Меняю одно, другое, третье. Возвращаюсь назад на час, на день, на неделю.

Вперёд я переместиться не могу. Потому что будущего нет. Я создаю его вокруг себя точно так же, как любой другой человек. Но другие не могут его менять — а я могу.

Я прожил десяток жизней. Я был президентом США. Самым молодым в истории — тридцать шесть лет. Я был нефтяным магнатом, я объехал весь мир, я был московским нищим и стамбульским богачом, я менял гражданства, я любил тысячу женщин и даже мужчин. Я пробовал всё, потому что когда ты знаешь, что произойдёт завтра, ты контролируешь мир. Проще всего зарабатывать на скачках. Посмотрел результаты заезда, вернулся назад, поставил на правильную лошадь. Сделать состояние, зная будущее, ничего не стоит. Можно играть на бирже — тоже вариант.

Я знаю, когда умру. Мне будет тридцать девять, когда мне поставят диагноз: рак. И мне оставят всего полгода. Я буду чахнуть, дряхлеть — и умру. Точный день я не знаю. Я не могу рисковать и возвращаюсь назад, не дожив немного до этого времени. Я доживал до рака трижды. Первый раз я узнал о болезни, остальные два раза я пытался её избежать. Я нанимал лучших врачей, способных предречь и предотвратить болезнь. Но они ничем не могли помочь. Предрасположенность организма, рак в тридцать девять. Я не хотел и не хочу жить больным, хотя могу оттянуть смерть. И поэтому я никогда не увижу 1987 года. Моя жизнь заключена между 1946 и 1986 годами. Я не знаю, что будет потом.

Чемпионом сезона 1983/84 годов будет «Эдмонтон». До этого дважды подряд — «Нью-Йорк Айлендерс». Чтобы не возникало сомнений — если это письмо прочтут до этих дат. Президентом США в 1981 году станет Рональд Рейган — в той реальности, где им стану не я.

Да, я пробовал разные жизни. Иногда я делал страшные вещи, а потом сам же их и предотвращал. Я прыгал без парашюта из самолёта — и возвращался в себя, ещё не сделавшего шаг в бездну. Я побывал на войне и потому лучше других знаю, что такое смерть и боль. Я видел в сто раз больше обычного человека.

Да, у меня были дети. И одновременно — не было. Я видел своего сына, а потом возвращался в то время, когда он ещё не родился.

Я не знаю, как воспринимают мои «путешествия» другие люди. Возможно, с каждым новым прыжком я творю очередную реальность. А внутри этой реальности — другие, вложенные.

В этот город я приехал около года назад. Или даже больше: я сбился со счёта. Вам кажется, что это мой первый день в городе, но нет, это не так. Собственно, эти строки я пишу в Буффало. А когда приеду в этот город, вложу письмо в книгу про капитана Блада. Она ничего не значит для Бреннона, Кэти или полицейских, но в городе есть один человек, способный найти письмо, — мальчишка, влюблённый в мою девочку. Конечно, он может никогда не войти туда, где хранится эта книга. Но может и войти. А может, это письмо найдёт кто-то другой через много лет после моего исчезновения. Ведь рано или поздно я сдамся. Пока что мне не надоело бессмертие. Но надоест, конечно, надоест.