Василий Чуйков - Конец третьего рейха Страница 44

В полдень приступили к постройке тридцатитонного моста для танков. Он возводился на клеточных опорах рядом с мостом для артиллерии. Вначале дело шло быстро. Части выделили людей, которые перенесли к месту постройки лесоматериал. В этой работе активно участвовали местные жители. Была уже завершена установка опор, когда ожили до этого молчавшие амбразуры в крепостной стене. Всякий, кто показывался на мосту, падал раненым или убитым. Снова пришлось прибегнуть к бочкам со взрывчаткой и огнеметам. На подавление вражеских огневых точек ушло много времени и сил. Противник разгадал наш прием и установил в одном из казематов пулемет, прикрывающий подходы ко рву. Только после сильного задымления редута No 1 удалось сбросить в ров бочку с взрывчаткой. Но этот взрыв не подавил все амбразуры. Тогда к краю рва подошли наши огнеметные танки, но амбразуры были расположены слишком низко и потому оказывались в мертвой зоне, струи огнеметов и снарядов танковых пушек не попадали в них. И опять выручила смекалка наших воинов. Подбираясь к амбразурам с безопасных направлений, они бросали перед ними ящики, бочки, бревна, создавая завал, который плотной стеной вырастал перед амбразурой, ослепляя и обезоруживая врага. Вот уже заглохли нижние окна редута No 1. Работать саперам стало спокойнее.

Я торопил с постройкой моста, считая, что только ввод танков в Цитадель позволит быстро завершить ликвидацию окруженной группировки противника. Задача эта была поручена 261-му инженерно-саперному батальону. — Командир батальона сам произвел разведку и принял решение взорвать земляной вал и стены крепостного рва, создав, таким образом, аппарели для въезда танков. В полночь прогремел мощный взрыв. Наружная стена рва и вал были разрушены до, основания. Чтобы уменьшить крутизну откосов, дополнительно произвели три взрыва. В 3 часа ночи 22 февраля, танки и самоходная артиллерия 259-го танкового и 34-го тяжелого танкового полков вошли в Цитадель. Только тогда гитлеровцы группами от 20 до 200 человек стали сдаваться в плен...

Освобожденные от фашистского рабства, поляки не жалели сил, чтобы быстрее очистить от врага родной, город. Особенно горячо участвовала в этом благородном деле молодежь. Сотни, тысячи молодых хлопцев и девчат подносили боеприпасы к пушкам и танкам, рубили прутья в загородных рощах, вязали фашины и подвозили их на исходный рубеж штурма. Эти связки прутьев очень пригодились нам при форсировании крепостных рвов. Врачи, медсестры, санитарки больниц и поликлиник города, рискуя жизнью, вместе с нашими медиками выносили из огня раненых и оказывали им помощь. Снова и снова мы убеждались, как много искренних, верных друзей у нас в Польше. В борьбе против общего врага росла и крепла дружба советского и. польского народов.

Ожесточенные бои шли на всех участках. Западный равелин Цитадели блокировали гвардейцы 27-й стрелковой дивизии совместно с танкистами 259-го и 34-го танковых полков. Заместитель командира дивизии генерал М. И. Дука предложил гарнизону равелина сдаться. Фашистские офицеры ответили отказом, гарнизон продолжал сопротивляться. Генерал Дука — бывший командир одного из соединений белорусских партизан — применил против врага свой, партизанский метод. По наклону к главному входу в равелин покатились горящие бочки с мазутом. Жаркий, удушливый дым выкурил фашистов из их нор, и они выползли с поднятыми руками.

Часы существования крепости и ее гарнизона были сочтены. Перебежчики говорили, что подземные помещения крепости забиты ранеными. Водопровод поврежден, солдаты страдают от жажды. Не хотелось зря проливать кровь, поэтому я снова по радио обратился к осажденным с предложением капитулировать. Но и на этот раз мое обращение противник не принял. Он бессмысленно напрягал последние силы, бросался в бесплодные контратаки.

Был канун дня Красной Армии. Несмотря на тяжелые бои, у людей было предпраздничное настроение, оно поддерживалось предчувствием близкой победы. Вечером 22 февраля в одной из комнат городского театра собрались командиры корпусов и дивизий.

В это время командира 74-й гвардейской стрелковой дивизии генерала Баканова вызвали к телефону. Вернувшись, он доложил, что звонили от центральных ворот Цитадели. Туда прибыли парламентеры. Баканов попросил разрешения съездить и принять их. Вскоре он сообщил, что гарнизон крепости сдается и что возле него находится бывший комендант крепости генерал Мат-терн. Спустя четверть часа в комнату, в которой мы заседали, пыхтя, как паровоз, и еле втиснувшись в дверь, вошел генерал-майор Маттерн. Это была туша пудов на восемь. Отдышавшись, он передал мне записку от коменданта крепости генерала Коннеля, который просил советское командование оказать помощь раненым.

— А где сам Коннель?

— Застрелился.

Когда я спросил, а как себя чувствует генерал Маттерн, он пожал плечами:

— Мне что, я не член нацистской партии, зря не стал бы проливать кровь, зная безнадежность сопротивления. Гитлеру капут!

Маттерн рассказал, что из 60 тысяч немецких солдат и офицеров, находившихся в Познани, осталось боеспособных около 12 тысяч. Они сдаются на милость победителя.

В день славного двадцатисемилетия Красной Армии — 23 февраля 1945 года столица нашей Родины отметила победу наших войск в Познани 20 залпами из 224 орудий.

Пока 39-я гвардейская стрелковая дивизия, 29-й гвардейский стрелковый корпус и 91-й стрелковый корпус штурмовали Познань, основные силы 8-й гвардейской и 1-й гвардейской танковой армий, а позже и основные силы 69-й армии, наступая строго на запад, вышли на границу Германии, пересекли ее, устремились в глубь территории противника.

Свершилось! Волна огромной наступательной силы двигалась на запад. Теперь волна докатилась до цитадели фашизма. Наша армия на границе Германии 28 января 1945 года. Бойцы по-своему выразили свое настроение. На пограничных столбах мне довелось видеть надписи: «Вот она, фашистская Германия!»

Чувства эти понятны, очевидно еще было невозможно разделить в сознании солдата страну, народ и фашизм во главе с Гитлером. Слишком была свежа память о злодеяниях захватчиков на нашей и на польской земле. Вчитываясь в этого рода надписи, я вспомнил и Майданек... Вспоминал и свои опасения, что на немецкой земле могут выплеснуться ярость и гнев русского человека.

Политработники армии были уже давно нацелены на то, чтобы правильно осознать минуту, предотвратить всякую попытку к каким-либо эксцессам.

Политорганы Красной Армии проявляли серьезную озабоченность этой проблемой. 9 февраля в редакционной статье «Красная звезда» писала: «Око — за око, зуб — за зуб», — говорили наши деды... Конечно, мы понимаем эту формулу совсем не так прямолинейно. Нельзя представить себе дела таким образом, что, если, скажем, фашистские двуногие звери позволяли себе публично насиловать наших женщин или заниматься мародерством, то и мы в отместку им должны делать то же самое. Этого никогда было и быть не может. Наш боец никогда не допустит ничего подобного, хотя руководствоваться здесь он будет отнюдь не жалостью, а только чувством собственного достоинства... Он понимает, что всякое нарушение воинского порядка ослабляет армию-победительницу... Наша месть не слепа, наш гнев не безрассуден...»