Анна Тимофеева-Егорова - Я Береза, как слышите меня Страница 44

А я действительно смотрела на самолет и не могла наблюдаться. Передо мной стоял красавец с удлиненной обтекаемой формой фюзеляжа, остекленной кабиной и далеко выступавшим впереди нее острым капотом мотора. На передней кромке крыльев угрожающе топорщились четыре вороненых ствола скорострельных пушек и пулеметов. Под крыльями были укреплены восемь металлических реек направляющих для "эрэсов" - реактивных снарядов. Я уже знала, что в центроплане машины четыре бомбоотсека. В них да еще на два замка под фюзеляж можно подвесить шесть стокилограммовых бомб. В общем не самолет, а крейсер. Я провела ладонью по холодной обшивке. Металл! Не то, что на У-2. Двигатель, кабина, бензобаки- все под надеждой броней. Вот какая птица доверена мне! Помолчав, сколько положено для приличия при первом свидании, Карев спросил наконец:

- Нравится?

- Очень! - с каким-то особым чувством ответила я.

- А теперь, давайте полетаем, посмотрим, понравится ли вам "Илюша" в воздухе? - и улыбаясь, галантно предложил: - Прошу!

Запомнилось, как я выполнила два полета по кругу. После посадки штурман полка по переговорному аппарату попросил меня зарулить самолет на стоянку и выключить мотор. Ну, думаю, сейчас начнется разгон: чем-то капитану не угодила, хотя в полете он лишь насвистывал мелодии из каких-то оперетт, и не проронил ни слова.

- Разрешите получить замечания, - стараясь казаться бодрой, произнесла я.

- А замечаний нет, - ответил Карев. - Идите на боевой самолет - хвостовой номер "шесть" - и сделайте самостоятельно один полет по кругу.

Я никак не ожидала такой поспешности в переходе на боевую машину. Мне Уил-2 показался слепым, тесным, и я попросила Карева:

- Товарищ капитан, слетайте со мной еще разик на спарке.

- Нечего зря утюжить воздух! Сейчас каждый килограмм бензина на счету, отрезал штурман.

- Но, товарищ капитан, - взмолилась я, - вы ведь всем ребятам из нашей группы дали по нескольку вывозных полетов, и Кулушникову, вон, все двадцать пять. Почему же мне-то не хотите дать еще хотя бы один полет на спарке?

- Бегом к самолету! - скомандовал капитан.

И я побежала.

Механик самолета Вася Римский доложил мне о готовности машины. Надев парашют, я забралась в кабину, пристегнулась ремнями, настроила рацию на прием, все проверила, как учили, и запустила мотор.

Удивительно чувство взлета - ухода от твердой опоры под ногами. Самолет еще бежит по неровному травянистому полю, набирая скорость, еще мгновение - он оторвался от земли, и пилота уже несут вперед два стальных крыла. В первом полете по кругу я заметила, насколько быстрее завершился этот традиционный маршрут с четырьмя разворотами - мотор "Ила" не ровня тому, с У-2. Посадку рассчитала точно и села у "Т", как говорят летчики, на три точки. Значит, лучшего и желать не надо.

Зарулила. Вдруг вижу, капитан показывает руками: сделай, мол, еще один полет. Пошла снова на взлет. Аэродром наш был расположен почти на берегу Каспийского моря так что, летая по кругу, мы большую часть маршрута проходили над водой. И вот, выполняя разворот над морем, слышу, как раздался хлопок, другой - и мотор самолета заглох. Винт остановился. Наступила жуткая тишина...

Автоматически я дала ручку управления от себя, перевела машину на планирование - это чтобы не потерять скорости и не упасть вместе со штурмовиком в море. Затем тоже все делала по инструкции: убрала газ, выключила зажигание, перекрыла пожарный кран бензиновой магистрали. Словом, распорядилась в кабине по-хозяйски. И аэродром уже был совсем рядом, и все бы ничего, но скорость и высота падали катастрофически быстро.

Вот я вижу, что до аэродрома не дотяну - придется садиться прямо перед собой. Но что это? Вся земля изрыта глубокими оврагами! Если садиться на них это конец! А тут по радио слышу взволнованный голос командира полка Козина: "Что случилось? Что случилось? Отвечайте!.."

Ответить я не могу: у меня нет передатчика. Да и не до ответов сейчас все мое внимание приковано к земле. Замечаю узенькую полоску между оврагами. Решаю приземлиться на нее и для лучшего обзора открываю колпак кабины, выпускаю шасси...

Стоит ли говорить, как мучительно долго тянулось время. Но в какое-то мгновенье машина коснулась земли, бежит по ней, а я всеми силами стараюсь ее удержать, не дать ей свалиться в овраг и усиленно торможу. Самолет понемногу замедляет бег, останавливается. И когда, выскочив из кабины на крыльцо, я смотрю вниз, то с ужасом вижу, что шасси моей машины остановилось на самом краю оврага, на дне которого множество скелетов погибших животных.

Осмотрела самолет - похоже, невредим. Все вроде бы на месте, все цело, только очень много заплат на крыльях и фюзеляже - весь изрешечен. Досталось бедному "илюшину" в последних боях под Орджоникидзе. Он грудью своей защищал подступы к Закавказью и к нефтяным районам Грозного, Баку. Досталось, должно быть, и мотору - вот теперь и сдал. Я знаю, что мотор самолета в бою испытывает большие перегрузки, перенапряжения и к концу своего ресурса начинает капризничать. Но все-таки что с ним? Почему заглох?.. Бензин есть, масло тоже. Правда, некоторые приборы, контролирующие его работу, отказали. Но я никого не виню, не на кого не в обиде. Знаю, что в бою летчику приходится порой резко, с форсажем давать газ, резко убирать, пикировать на больших оборотах, набирать высоту, не щадя мотора.

И вот теперь, когда я летала на нем по прямой, на заданной высоте, на определенной скорости и оборотах мотора, следила за показателями приборов, создавала наивыгоднейший режим для мотора, не насиловала его, а он заглох... Знала я, что как только мы, молодые летчики, овладеем самолетом Ил-2 полностью, он будет списан, а мы поедем на завод получать новые. Но от этого не легче.

Вдруг замечаю, что по полю в мою сторону мчится санитарная машина и бегут летчики.

Первым, оставив машину, запыхавшись, с санитарной сумкой на боку, показался доктор Козловский.

Сейчас, найдя меня целой и невредимой, Козловский запричитал, вытирая пот и слезы на своем морщинистом лице:

- Голубушка ты моя, целехонька! Как же я счастлив!...

К вечеру мотор штурмовика был осмотрен, отремонтирован и опробован. Самолет развернули от врага в сторону моря, и капитан Карев, как самый опытный летчик полка, взлетел и благополучно приземлился на аэродроме.

На второй день был выстроен весь личный состав нашей части. По какому случаю никто не знал, но вот слышу:

- Младший лейтенант Егорова, выйти из строя!

Посторонились мои товарищи, пропустили меня вперед из задних рядов. Я шагнула из строя неуверенно и застыла: "Что-то будет? Припишут сейчас вынужденную посадку по моей вине. Не умеет, мол, эксплуатировать мотор. Чем докажу?"