Эрик Дешодт - Людовик XIV Страница 44

Тем не менее в период с 1691 по 1715 год эта внешняя уверенность скрывает нечто, причем весьма существенное, что свидетельствует об ослаблении королевской власти: во-первых, финансовые трудности, которые длятся с 1699 по 1708 год, и во-вторых, влияние войны, которая продолжается с 1701 по 1709 год. Это были десять лет движения «на холостом ходу», самый трагический период царствования Людовика, когда объединенная Европа делает всё, чтобы унизить королевство, а если удастся, и расчленить его. В обоих случаях ответственность ложится на Мишеля де Шамийяра, который сначала играл с королем на бильярде, а потом стал его другом и, как утверждает Франсуа Блюш, «почти что его фаворитом». Одно то, что Франсуа Блюш употребил слово «фаворит», более пятидесяти лет находившееся под запретом, говорит о том, насколько бремя лет ослабило короля.

Шамийяру, возглавляющему финансовое и военное ведомства, которые раньше делили между собой Кольбер и Лувуа, катастрофически не хватает размаха, необходимого для исполнения даже одной из этих должностей (а для исполнения обеих нужен был бы сверхчеловек). Несмотря на его добросовестность — а этого качества у него в избытке — он изнемогает под бременем непосильных для него обязанностей. И это касается не только его одного. Все замечают, что Людовик, ставший с годами подозрительным и обидчивым, с удовольствием окружает себя, по словам неизменно язвительного Сен-Симона, либо «очень молодыми людьми», либо неприметными служителями.

До сих пор власть была абсолютной, но не личной; теперь она, оставаясь абсолютной, становится личной: решения принимаются во время «работы короля». Людовик работает наедине с кем-то, кого он решил вызвать, будь то генеральный контролер или просто человек, которого он считает компетентным в том или ином вопросе. Такого рода укороченная процедура исключает дискуссии, имевшие место ранее на заседаниях советов, в частности Большого совета, сводит число принимающих решение к одной лишь особе короля и узаконивает, таким образом, изоляцию королевской власти.

Людовик является истинным главой государства. Примерно к 1690 году следует отнести становление «административной монархии», противостоящей монархии «оффисье»[127]. Желая обеспечить согласие среди своих советников, Людовик содействует заключению брачных союзов, дабы таким образом сблизить соперничающие кланы. Он выдает дочь Симона Арно де Помпонна за сына Кольбера де Круасси Жана Батиста, маркиза де Торси, который позже станет блистательным министром иностранных дел; он женит Барбезьё, сына Лувуа, на Луизе Шарлотте де Крюссоль, дочери герцога д'Юзеса; Маргариту Летелье, младшую дочь Лувуа, он выдает за Луи Никола де Нёвиль-Вильруа, сына самого ничтожного и самого тщеславного из своих друзей, вечно терпевшего поражения «героя» Кремоны, Рамийи и прочих сражений, неудачливого маршала де Вильруа.

Людовику, не выносившему новые лица в своем окружении и более всего ценившему дружбу, понадобилось десять лет, чтобы признать, наконец, бездарность своего любимца.

И дело не только в слабости Шамийяра. Король изменился. Огромный опыт, приобретенный им за 30 лет правления, дал ему ту уверенность, которой в 1661 году, когда он только взял власть в свои руки, ему так не хватало, несмотря на его не терпящие возражений заявления. Как далеко то время, когда, обращаясь к Кольберу, он говорил: «Я вам приказываю делать всё, что вы пожелаете». Он и раньше требовал докладывать ему обо всём в мельчайших подробностях, а с годами стал еще более дотошным и педантичным. Шамийяр — да и кто-либо другой из членов его правительства — никогда не сможет действовать так же независимо, как его предшественники. Жан Кристиан Птифис справедливо указал на «размытость структуры и отсутствие четкого разграничения обязанностей в его правительстве».

С 1689 по 1699 год генеральным контролером финансов является Луи де Поншартрен; благодаря его энергии и компетентности это ведомство занимает главенствующее место. Иначе всё обстоит и при Шамийяре, занимавшем этот пост с 1699 по 1706 год, и при Никола Демаре, племяннике Кольбера, возглавлявшем финансы с 1706 года вплоть до кончины короля. Но при этом следует сказать, что Демаре, своего рода акробат от финансов, поддерживая дружеские отношения со всеми откупщиками, исхитрялся регулярно снабжать армию деньгами, что поистине достойно восхищения.

После отказа Шамле, правой руки покойного Лувуа, занять его место, Людовик останавливает свой выбор на третьем сыне Лувуа, 23-летнем Луи Франсуа Мари Летелье, маркизе де Барбезьё, который ранее был уже приобщен к должности государственного секретаря, занимаемой его отцом. Он очень талантлив, но слишком молод и легкомыслен для такой ноши; в его назначении есть нечто от королевской вежливости. В конечном счете его ведомство было разделено на части, которые возглавили многие из родственников Кольбера, главного врага Лувуа. В частности, Жильбер Кольбер де Сен-Пуанж возглавил военное ведомство вместе с Шамле.

Поскольку война в это время является главным делом, Людовик, по-прежнему одержимый жаждой славы и военных деяний, с головой погружается в руководство оными. Его генералы, удивленные и очарованные, — так как его обращение, неизменно учтивое и приветливое, является разительным контрастом надменности Лувуа, — получают одну за другой двадцатистраничные депеши.

1692 год — это год Стенкерка и Ла Хог. При Стенкерке герцог Люксембургский отражает внезапную атаку Вильгельма и наносит ему серьезный урон. В Ла Хог Турвиль теряет 12 кораблей, приведенных по приказу маршала де Бельфона в бухту Сен-Вааст; они были сожжены вражескими канонерскими лодками. По личному приказу короля, который не хотел ждать прибытия тулонской эскадры, он, имея вдвое меньше кораблей (44 против 89), вступил в бой с англо-голландским флотом, чтобы позволить осуществить новый десант на британские острова. Катастрофа в Ла Хог, последствия которой вполне можно было исправить (что и будет сделано в следующем году), тем не менее имела следствием надолго воцарившееся пессимистическое отношение к флоту и прискорбное падение интереса к морским делам. Но Людовика это не смущает.

Полтора месяца спустя, 16 июля, принимая Турвиля, король, к всеобщему удивлению, обращается к нему со словами: «Я очень доволен вами и вашим флотом; нас разбили, но вы покрыли славой и себя, и нацию; нам это стоило нескольких кораблей, но мы всё восстановим в этом году, и мы наверняка разобьем противника».

В следующем году Турвиль одерживает победу у Лагуша. Но поскольку война эскадр обходится достаточно дорого, против вражеского торгового флота начинается каперская[128] война. Однако несомненных успехов французских корсаров всё же недостаточно, чтобы нанести желаемый урон.