Жоржи Амаду - Касстро Алвес Страница 44

ГЛАВА 21

О вы, которых я любил когда-то!

Мадонны, ангелы и Магдалины!

Предстаньте предо мной на миг единый!

Ужель навек ушли вы без возврата?

Вокруг его постели в доме преданного ему Луиса Корнелио дос Сантос собрались друзья поэта: Мело Мораис, Феррейра де Менезес, Жоаким Серра. Уверенному скальпелю Матеуса де Андраде предстоит рассечь ногу Кастро Алвеса и извлечь осколки кости, чтобы спасти поэта от гангрены{88}. Поэт бледен, из-за плохого состояния ему нельзя дать хлороформ. В углу, как скульптурная группа, замерли Мария Кандида, Дендем, которую также зовут Кандидой, и Эулалия Филгейрас, невестка Корнелио дос Сантос. Все его сиделки с трепетом ожидают операции. Первой из комнаты выходит Дендем, Кандида Кампос — в глазах невинной девушки огонь любви. Прежде чем уйти, она смотрит на поэта; сердце ее принадлежит ему с того самого момента, как она его впервые увидела… Он так красив, бледный, со сжатыми губами. Но она не в силах видеть, как скальпель разрезает это прекрасное тело. И она выходит, на ее глаза, обычно полные лукавства, навернулись слезы.

Выходит и Мария Кандида Гарсез. На ее спокойном лице тоже слезы. Поэт будет страдать, а его лицо так благородно, так красиво, она отдала бы ему свое сердце, попроси он только.

В другой комнате скрещиваются взоры Дендем и Марии Кандиды. Каждая из них чувствует любовь другой. И они плачут, обнявшись; слезы на спокойном лице Марии, слезы и на тревожном лице Дендем.

Эулалия Филгейрас не выходит. Она тоже, подруга, полюбила его, как только увидела. Он прибыл таким больным, со впалыми щеками, с пораженными легкими, хромой и грустный! Он был так красив в своем несчастье!.. Сделав над собой отчаянное усилие, Эулалия садится у изголовья Кастро Алвеса, берет руку поэта, сжимает ее в своих руках. И он улыбается, когда скальпель рассекает его тело.

Из разреза ноги выпадают свинцовые дробинки. Он видит кусочки раздробленных костей, нога безнадежно потеряна. И теперь это уже не просто извлечение осколков — это ампутация ноги.

Его глаза смотрят в глаза Эулалии, на лице та же улыбка{89}, он мужественно переносит боль. Нога отрезана, его тело, которым он так гордился, уже не будет таким совершенным, теперь он калека. Полон печали его взгляд, устремленный на Эулалию. Из ее глаз катятся слезы на бледное лицо Кастро Алвеса. Потом он засыпает, подруга, и в полумраке комнаты еле слышны тихие рыдания Эулалии. А поэт спит, подобно больному ребенку…

Дендем — олицетворенная радость. Полусидя в постели, Кастро Алвес удерживает ее за руку. Она то смеется, то принимает серьезный вид, ее глаза излучают любовь. Любовь невинной девушки, которая знает, что эта любовь — ее судьба. Стоит июнь, красив Рио-де-Жанейро радостной ясной зимой. Поэт привлекает девушку к себе, говорит ей о любви, она отвечает, напоминая ему про Эужению.

Он грустно улыбается, просит у нее бумаги и чернил. Он пишет для нее — это его первые стихи после операции. Теперь он поправляется{90} и глубоко чувствует радость утра с мягким солнцем, оживленную радость Дендем, Кандиды Кампос. Он просит ее сесть рядом, хочет прочесть ей те, что написал. Дендем соглашается с условием, что он будет вести себя хорошо. Кастро Алвес обещает, она садится рядом. И он читает, и его еще слабый голос становится звонче с каждой строфой:

К твоей я обращаюсь благостыне:Мольбу мою услышь, ответь на зов!О, стань ключом живым в моей пустыне,Ее пескам — покровом из цветов!Я знал: меня из необъятной шириШвырнет на берег смерти океан.Иду к тебе, как шел к своей ЭльвиреВ последний час несчастный Дон-Жуан.Мне волосы пригладь рукою нежной, —Их долго ветер рвал и дождь мочил.Дай отдохнуть, забыться безмятежно,Дай на груди твоей набраться сил…

Почему она подчиняется этому голосу, подруга, почему кладет поэту руку на лоб, почему позволяет ему склонить к своей груди голову? Откуда ей это знать? От него, от его черных глаз, от его ласкового голоса исходит обаяние, которое ее увлекает. Зачем он спрашивает: «Когда огнем твой взор наполнен, не видишь разве, как оживает радостно душа моя?» Зачем он прижимается головой к ее груди? И почему она касается губами его волос? Потому что, подруга, он говорит ей:

Ты своей улыбкой ясной,Звонким смехом, блеском глазОт хандры, как врач прекрасный.Всех излечиваешь нас!

И оттого, что он говорит ей это, она, которая уже давно любит его, сейчас в волнении склоняется над ним. Замирает голос в последних стихах:

Снегом белым, серебристымБог покрыл вершины гор,Для поэта девы чистойСотворил он ясный взор.

Они шли по лесу. Солнце умирало в сумерках. Она сопровождала поэта, который теперь уже ходил на протезе, пользуясь костылями. Она шла рядом, поддерживая его. Мария Кандида Гарсез с надменным видом и кротким взглядом идет, слушая стихи, которые он сочинил в этот день. Она полюбила его с первого взгляда, как все влюблялись в него. Но она его любит, как несбыточную мечту, она знает, что сердце его принадлежит другой, той, которая ушла, она знает, что он идет к смерти, его легкие поражены, сердце полно горечи. И если он сочиняет стихи для Кандиды Кампос, то лишь для того, чтобы отвлечься от тяжких мыслей. Так же будет и с нею, вот почему она до сих пор избегала его. Они идут в сгущающихся сумерках, медленно шагают в прохладе леса. Она чувствует на руке тяжесть его тела. Из леса исходит опьяняющий запах земли. Скамья впереди — приглашение к отдыху. Они сидят рядом, поэт слегка опирается на нее, он читает ей свои стихи:

Цветок любви, моя Мария!Со мной гуляешь ты в саду.Бегут мгновенья золотые,Я — в сладкой грезе, я — в бреду.Цветок любви, моя Мария!О ангел, в деве воплощенный!С небес сошедшая звезда!Твоей красой заполоненный,Твоим я буду навсегда!О ангел, в деве воплощенный!

Романтический взор Марии Кандиды теряется в сумерках. Стихи заставляют ее забыть о том, что она решила проявить сдержанность. Умирает вечер, Кастро Алвес тоже скоро умрет, грустны его глаза, быть может, она сумеет его утешить. Что с того, что это будет лишь на мгновение? Что с того, что это безнадежная любовь? Беспредельная радость охватывает ее при мысли, что она может вызвать у него нежную улыбку, заставить его забыться хоть на мгновение. В наступающем вечере его голос звучит горячей просьбой, мольбой: