Михаил Пыляев - Старая Москва. История былой жизни первопрестольной столицы Страница 45

Граф предпочитал чествовать в Останкине высоких посетителей, как мы уже говорили, императора Павла I, короля польского Станислава Понятовского и др.

Зимою, живя в Петербурге, граф еще меньше делал у себя приемов, на которых редко показывалась Прасковья Ивановна. У графа Николая Петровича не было только парадных праздников, но обычного своего гостеприимства он не покидал, и ежедневный его открытый стол, по обыкновению, был на тридцать и более человек. Садились за этот стол, кто хотел, не только знакомые, но и мало известные хозяину. И. А. Крылов рассказывал князю Вяземскому, что к нему повадился постоянно ходить один скромный искатель обедов, чуть ли не из сочинителей. Разумеется, он садился в конце стола, и, также разумеется, слуги обходили блюдами его как можно чаще. Однажды не посчастливилось ему пуще обыкновенного: он встал из-за стола почти голодный. В этот именно день случилось так, что хозяин после обеда, проходя мимо него, в первый раз заговорил с ним и спросил: «Доволен ли ты?»

– Доволен, ваше сиятельство, – отвечал он с низким поклоном. – Все было мне видно.

В его доме на Фонтанке поставлен в саду был деревянный дом, напоминавший собою «Кусковский дом в уединении», и здесь уединялась нежно любящая друг друга чета.

Бессонов41 говорит, что в Останкине, как хозяйку дома, Прасковью Ивановну навещал император Павел, признавая этим «совершившийся факт»; еще больше любил и уважал последнюю за ее высокие душевные качества московский митрополит Платон, светило своего времени. Посоветовавшись с добрым своим другом, митрополитом Платоном, «с апробации и благословения его» граф вступил в законный брак.

Бракосочетание в Москве было торжественное, в церкви Симеона Столпника на Поварской 6 ноября 1801 года; свидетелями при бракосочетании были близкие люди: К. А. Щербатов, известный археолог А. Ф. Малиновский и синодский канцелярист Н. П. Бем, домашний графа; со стороны же невесты – друг ее, актриса Т. В. Шлыкова, умершая в 1863 году в 90 лет. Но брак ее долго сохранялся в тайне, и бедная жена одного из первых богачей и знатных людей не смела при всех назвать его своим мужем. В последние годы супруги жили в Петербурге на Фонтанке в собственном доме; спальня Прасковьи Ивановны находилась близ домовой церкви, и последняя была единственным ее утешением. 3 февраля 1803 года у нее родился сын Димитрий, но мать беспрерывно спрашивала о новорожденном, выражала боязнь, чтобы его не похитили; требовала часто к себе и единственно радовалась, заслышав крик его в соседней комнате.

Но дни ее были сочтены и 23 февраля 1803 года она скончалась. Погребена она в Невской Лавре; над могильной ее плитой видна следующая эпитафия:

Храм добродетели душа ее была,Мир, благочестие и вера в ней жила.В ней чистая любовь, в ней дружба обитала… и т. д.

Муж заказал портрет лежавшей в гробу графини и надписал девиз покойной: «Наказуя наказа мя, смерти же не предаде мя».

Из спальни граф устроил моленную, или образную, завещав не прикасаться к сей комнате и блюсти ее как святыню; надпись цела посейчас; другая – на полу, где скончалась графиня. Вообще весь дом и сад в Петербурге испещрены надписями в ее память и сувенирами: здесь сидела она, здесь проводила приятно время и т. п. На бронзовой доске мраморной тумбы в саду начертано:

Мне кажется, я вижу ее нежную тень,Бродящую вокруг этого жилища,Я приближаюсь, но тут же эта милая картина,Причинив мне боль, исчезает без следа.

Тяжка и мучительна была утрата супруги для графа; до самой своей кончины он не мог вспомнить о ней без слез – память о графине увековечена в Москве постройкой Странноприимного дома с больницею и богадельнею, основанного по мысли ее графом Н. П. Покойная графиня отличалась широкою благотворительностью; ежегодно, по завещанию ее, выдавалась значительная сумма сиротам, бедным, убогим ремесленникам, на выкупы за долги и на вклады в церковь. После смерти графини Кусково совсем оскудело: граф еще при жизни ее перевел все оттуда в Останкино, даже зверинец графа оскудел – все ценные его олени были перебраны к столу, а борзые и гончие, как и охотничьи наряды, были проданы разным лицам, славившимся в ту пору охотою.

А. Кадоль. Шереметевская больница. 1825 г.

К довершению всего и сам «Крез меньшой», как тогда называли графа Н. П., скончался в Петербурге 2 января 1809 года, снедаемый тоской по любимой супруге.

После смерти графа все его имение перешло к единственному его сыну, графу Дмитрию Николаевичу (род. в 1803, умер в 1871 году), не имевшему в то время шести лет.

Его опекуны во время долгой опеки все свозили, уничтожали и продавали даже с аукциона все движимое имение, все памятники, постройки, здания, сооружения и проч., прикрываясь недостатком средств для штата. Нашествие французов на Москву в 1812 году им пришлось тоже кстати. Ссылаясь на посещение неприятелем подмосковных имений Шереметева, они исписали огромные списки вещей, будто бы расхищенных или уничтоженных французами.

После графа Дмитрия Николаевича осталось двое сыновей, а потому по прошествии ста пятидесяти лет огромное богатство графов Шереметевых, ни разу не делимое, подверглось в первый раз дележу между наследниками и выделу вдовьей части.

Говоря о Кускове, нельзя пройти молчанием и села Троицкого графа П. А. Румянцева-Задунайского, которое живо напоминает также блестящие годы царствования Екатерины Великой.

До 1760 года история этой местности не представляет ничего замечательного, но с этого времени, когда оно перешло во владение графа Румянцева, для него настали лучшие годы.

Скоро там сооружена была церковь с двумя колокольнями, выстроен обширный дом, разведен сад, устроены огромные оранжереи, выкопаны пруды и проч. Графиня Мария Андреевна, мать Задунайского, особенно полюбила Троицкое и даже предпочитала его южным поместьям сына.

Август 1775 года особенно памятен для Троицкого; в это время императрица Екатерина II здесь праздновала Кучук-Кайнарджийский мир после своего десятидневного празднества в столице.

По преданию, государыня встретила там великолепный бал и народный праздник. Троицкое в то время представляло роскошную царскую дачу, вроде французского Версаля, где государыню окружал весь блестящий ее двор.

Министры, вельможи, полководцы, иностранные послы, несколько полков гвардии расположены были по окрестным полям и рощам Троицкого; тысячи народа пировали на празднике; для всех был стол и вино для всех лилось полной чашей. Верстах в двух от теперешней фермы старожилы указывали место под названием «Столы»; здесь праздник продолжался несколько дней.