Борис Сичкин - Мы смеёмся, чтобы не сойти с ума Страница 45

- Надоело,- отмахнулся врач, - вас, императоров, у меня в каждой палате по шесть штук.

- Да, но я - торт « Наполеон».

Мой друг популярный советский, а ныне российский конферансье Лева Шимелов самый современный из всех сумасшедших: он убежден, что у всех людей в голове компьютер. Беда Левы в том, что его собственный компьютер уникален и не совпадает по частоте с другими компьютерами. Когда Лева приезжает в Америку, он не может нас понять, т.к. у нас другие частоты. Я ему посоветовал купить и вставить мультикомпьютер типа Пал-Секам, который бы работал на европейских и на американских частотах, но Лева посмотрел на меня, как на идиота: он убежден, что его-то компьютер совершенен, и всем остальным надо настроиться на его частоту.

Лева один из ведущих артистов-конферансье, но концертов у него меньше, чем у начинающего массовика-затейника.

Для того, чтобы иметь много концертов надо быть не талантливым и иметь хороший репертуар, а иметь подход к администраторам и директорам: кому-то сказать комплимент, кому-то проиграть в преферанс и т.д., но Левин компьютер категорически против подхалимажа. Ему намекнули, что было бы хорошо зайти к такой-то важной даме, вручить цветы, сказать, что она хорошеет с каждым днем, выглядит, как мадонна, но Левин компьютер, проанализировав ситуацию, выдал резолюцию: «Этой ведьме вместо цветов надо дать веник, и пусть она на нем летает».

Стандартные Левины реплики в беседе с «вышестоящими товарищами». «Мой компьютер вашу хуйню не воспринимает», «мой компьтер охуевает от вашей нелогичности».

Лева говорит внятно с прекрасной дикцией, его раздражает, если кто-то говорит, что он не расслышал, и скидок на плохую слышимость по телефону нет. Учитывая, что Лева с детства, как Александр Сергеевич Пушкин, проявлял незаурядные поэтические способ-ности, если кто-то по телефону, не расслышав, говорит:

«А?» - Лева мгновенно отвечает: «Хуй на», - причем невзирая на лица.

Лева фанатичный футбольный болельщик и убежден, что каждый нормальный человек, вне зависимости от страны проживания.должен знать мельчайшие подробности розыгрыша 3-й лиги Кемеровской области.

Находясь в Москве, я позвонил Леве и спросил, сколько очков дают за выигрыш, и сколько за ничью. Лева: - Мой компьютер в ужасе, он уже давал ответ на этот вопрос. Последний раз повторяю.

Шимелов встретился с главным редактором телевидения на предмет обсуждения возможного участия Левы в серии телепередач. Они мило поговорили, выпили по чашечке кофе, беседа подходила к концу, и Лева сказал:

- Ну, я думаю, мы все обсудили, все более менее ясно, так что я, пожалуй пойду, скоро уже начало матча.

- А кто с кем играет? - по наивности поинтересовался редактор.

- Мудак! - неожиданно заорал Лева. - Кретин! Это каким же надо быть идиотом, чтобы не знать «Спартак» - «Алания»! Ну и дубина! - и удалился, напоследок окинув потенциального работодателя взглядом, полным невыразимого презрения. Лева - человек с огромным чувством юмора, и при встрече с ним я получаю большое удовольствие. Что касается разницы в конфигурации наших микросхем, то я заметил, что после 500г водки наши компьютеры магическим образом синхронизируются и начинают работать на одной волне.

Евгений Кравинский

С Кравинским мы участвовали в театрализованной программе «Невероятно, но факт», а также вели сборные концерты, как парный конферанс.

Когда Женя учился в ГИТИСе, знаменитый артист Михоэлс спросил, какая его настоящая фамилия. Женя ответил: - Бонфельд.

Михоэлс: - О, я вас понимаю - правильно сменили. Закончите ГИТИС, начнете выступать, овации, все: «Кра-вин-ский! Кра-вин-ский!» а то - «Бонфельд, Бонфельд...» - это не то.

После окончания ГИТИСа Женю приняли в театр Сатиры, но не прошло и трех месяцев, как его уволили по сокращению штатов. Кравинский рассказывает: - Я, естественно, был недоволен, захожу к директору и играюсь в интеллигента. Директор так же вежливо, чувствуется, что ему неудобно, объясняет, что они получили приказ министерства культуры СССР о сокращении штатов, и, поскольку Женя только начал работать и еще не в репертуаре, то пришлось уволить его, как и других вновь принятых. Я говорю, что понимаю позицию дирекции, но надо же войти и в положение молодого артиста, который поступил в театр, о котором мечтал, полон энтузиазма, активно работает над репертуаром и т.д. и т. п. Директор внимательно слушал, сочувственно кивал, но... Я захожу на следующий день, говорю, что увольнение для артиста, который пришел в театр, почувствовал, что это его дом - травма на всю жизнь, тем более, что он уже здесь не первый день, труппа - его семья... Увы, безрезультатно. Захожу снова, объясняю, что дело не только в том, что меня уволили - ну, так я буду работать в другом театре - но я мечтал именно об этом театре, я влюблен в него и не мыслю без него жизни.

И вот, - продолжает Кравинский, - когда все аргументы были исчерпаны, я зашел в последний раз и понял, что увольнение неминуемо, я показал свое настоящее лицо.

- Козлы ебаные! Да на хую я видел ваш засранный театр! Говно в одежде! Срать я на вас хотел с высокой горы!

- Евгений Анатольевич, - обомлел директор. - Что с вами?

- А то, блядь, что я такой! Это мое нутро. Я вам тут две недели ебал мозги, притворяясь интеллигентом, и вы поверили, потому что я хороший артист. Из вашей так называемой труппы песок сыплется, скоро под себя ходить будут, и такой, как я, мог бы спасти вашу вонючую шепелявую самодеятельность, но вам, гондонам, этого не понять. Пидары сраные!

С Кравинским связан самый веселый концерт в моей жизни.

Жене написали фельетон «Бинокль». Он выходил на сцену с биноклем, спрашивал у зала, что у него в руке, говорил, что так я вас вижу близко, а так далеко и т.д. Премьера фельетона состоялась на самой хулиганской площадке города Москвы - во Дворце Культуры им. Горького около Савеловского вокзала.

Женя вышел на сцену и с игривыми нотками обратился к залу:

- Как вы думаете, что у меня в руке? Все в зале, включая малолетних детей, тут же синхронно крикнули:

-Хуй! Кравинский поворачивает бинокль:

- Вот так я вижу... Зал:

-Хуй!

-...а так далеко... -Хуй!

Зал развеселился, народ задыхается от собственного остроумия и радуется находке. Общее веселье перекинулось и на нас, артистов, все буквально плачут от хохота. Вновь приехавшие артисты, еще не зная, что их ждет, сосредоточенно за кулисами готовятся к выступлению, я выхожу на сцену и нарочито медленно торжественно объявляю:

- Выступает заслуженный... Зал хором:

-Хуй!

Я к артисту: - Пожалуйста, вас объявили и продолжаю:

-У рояля...

-Хуй!

Последним приехал артист МХАТа с внешностью дореволюционного графа. Он невозмутимо стоял на сцене посереди общего хохота, не теряя благородной осанки и гордого наклона головы, после очередного «хуя» вышел на авансцену и хорошо поставленным голосом без микрофона крикнул: