Михаил Мельтюхов - Трагедия 1941-го года. Причины катастрофы. Страница 45

Однако было бы неправильным увязывать трагические ошибки, нереализованные возможности и большие потери в период Смоленского сражения только с шаблонностью, стереотипностью и в ряде случаев неграмотностью советского командования, чаще руководствующегося в своих действиях не анализом складывающейся обстановки, а исходя из мнения Ставки. Необходимо отметить, что командование принимало решения, прекрасно осознавая, какой уровень подготовки был у советских войск в тот момент. Мы можем выделить следующие особенности состояния Красной Армии в начальный период войны, снижавшие ее военную мощь:

• отсутствие опыта ведения боевых действий (только незначительное число частей и соединений имели опыт участия в реальных боевых действиях, причём не всегда удачный (война с Финляндией);

• отсутствие боевых традиций (практически полностью была разрушена идеологическая составляющая российского воинства, развивавшаяся до 1917 г. «Героические ориентиры» Гражданской войны и пролетарские ценности, искусственно созданные и чаще всего насильственно навязанные, не могли компенсировать этой утраты);

• на армии, как зеркале общества, отразились все социальные противоречия, развивавшиеся в обществе на протяжении всего советского периода. Мы вправе говорить о колоссальной дистанции между рядовым составом, состоявшим преимущественно из крестьян, и командирами, особенно политработниками. Наиболее наглядно это проявится в окружении, когда солдаты указывали гитлеровцам на командиров и политруков [235].

Красная Армия накануне и в самом начале войны отставала от того уровня, который предъявляли условия современной войны. И в первую очередь это касается не технического оснащения войск, которое было (вопреки штампам советской историографии) на достаточно высоком уровне, а выучки войск, качества подготовки командного состава всех уровней, умения вести наступательные действия и сражаться в обороне и т. д.

Не последнее место в организации армии занимала идеологическая сплоченность личного состава. В абсолютном большинстве рядовой состав РККА являлся представителем советского крестьянства, пережившего коллективизацию, «голодомор», не имевшего даже паспортов. Серьезные проблемы в Красной Армии имелись и в воинской дисциплине. Известный приказ наркома К. Ворошилова в декабре 1938 г. «О борьбе с пьянством в РККА» возник не на пустом месте, а явился вынужденной мерой, призванной пресечь это явление в войсках. Как необходимая мера появился и указ Президиума Верховного Совета СССР от 6 июля 1940 г. «Об усилении ответственности за самовольные отлучки и дезертирство». На совещании у нового наркома обороны Семёна Тимошенко в мае того же года было заявлено, что «такой разболтанности и низкого уровня дисциплины нет ни в одной армии, как у нас» [236].

Именно нравственное, моральное состояние советской армии в начале Великой Отечественной войны является самой закрытой и неразработанной проблемой отечественной истории. Шаблонные штампы советской историографии о патриотизме, бесстрашии и самопожертвовании Красной Армии в начале войны не совсем соотносятся с фактическим ходом развития событий. Необходимо комплексное изучение всех явлений и процессов, развивающихся в армии и обществе в начале войны. Но в связи с закрытостью значительного количества архивных материалов проведение подобных исследований крайне затруднительно. Даже с учетом «либерального» приказа министра обороны в апреле 2007 г. о рассекречивании документов и материалов Центрального архива Министерства обороны по Великой Отечественной войне необходимо отметить, что в закрытом доступе остались документы «политотделов», Ставки и др. Именно в политдонесениях содержится необходимая для объективного и взвешенного анализа информация.

Определяя общее число потерь наших войск в Смоленском сражении, необходимо отметить, что более половины военнослужащих, попавших в число «безвозвратных потерь», были пленены. Согласно немецким данным, только до 5 августа в ходе Смоленского сражения германской армией было пленено 309 110 солдат и офицеров Красной Армии [237], по другим германским источникам число плененных определяется 348 000 [238]. Пленение, а часто и неоправданная сдача в плен при имеющейся возможности дальнейшего сопротивления достигли в первые месяцы войны колоссальных размеров. По тем же немецким данным, за первые пять месяцев войны противником было пленено 2465 тыс. советских военнослужащих [239].

Проблема массового пленения советских военнослужащих относится к числу наиболее сложных в общей проблематике вопросов, связанных с Великой Отечественной войной. Данное явление являлось результатом развития советской общественно-государственной модели, с одной стороны, и непосредственных действий захватчиков — с другой.

На наш взгляд, главной причиной массового пленения является целый комплекс противоречий между народом и политической властью в СССР. Наиболее глубоко корни причин массового пленения и последующего участия советских военнопленных в изменнических формированиях обозначил Антон Деникин. Наблюдая за масштабами коллаборационизма и процессом привлечения советских граждан в вооруженные силы Германии, в своем дневнике 14 ноября 1943 г. он отметил, что: «…Столь рискованный опыт оказался возможным в результате отрыва русского народа от власти, извратившей своей окаянной политикой самые ясные основы национального самосознания» [240]. Кроме того, сказалось и деморализующее влияние предвоенной доктрины «воевать малой кровью и на чужой территории».

Одновременно с этим в начальный период войны немцы активно отпускали из плена представителей отдельных национальностей, стимулируя тем самым отказ от сопротивления и сдачу в плен. Только украинцев до ноября 1941 г. «немцы отпустили из плена домой» от 600 до 900 тыс. человек [241]. Данные действия имели значительный эффект особенно в тех частях армии, в том числе и в войсках Западного фронта, где значительный процент составляли военнослужащие, призванные из присоединенных двумя годами ранее территорий Украины и Белоруссии.

Сдачу в плен сотен тысяч военнослужащих летом-осенью 1941 г. мы также вправе рассматривать — как стремление выжить на фоне превосходства противника и, как казалось, неизбежной гибели советского государства. Другой формой спасения и сохранения собственной жизни являлось массовое дезертирство.

В сообщении комиссара госбезопасности 3-го ранга С. Мильштейна народному комиссару внутренних дел Л. П. Берия о действиях Особых отделов и заградительных отрядов войск НКВД СССР за период с начала войны по 10 октября 1941 г. отмечалось, что «Особыми отделами НКВД и заградительными отрядами войск НКВД по охране тыла задержано 657 364 военнослужащих, отставших от своих частей и бежавших с фронта… Из числа задержанных, Особыми отделами арестовано 25 878 человек, остальные 632 486 человек сформированы в части и вновь направлены на фронт… По постановлениям Особых отделов и по приговорам Военных трибуналов расстреляно 10 201 человек, из них расстреляно перед строем — 3321 человек…» [242]. В сравнении с общей численностью советских Вооруженных сил число дезертиров и отставших от своих частей составляет незначительное количество — около 4 %. Однако при детальном рассмотрении этого явления, с привязкой к конкретной территории и периоду, положение в корне меняется. Только в Смоленской области в период отступления из Белоруссии и в начале Смоленского сражения было задержано 50–60 тыс. военнослужащих [243], что соответствует средней численности общевойсковой армии того времени.