Татьяна Воронецкая - Леонид Филатов Страница 45

«ЛЮБОВНЫЕ ПОХОЖДЕНИЯ» В ПАРИЖЕ

1992 год. Это было непростое время, время перестройки и осознали мы это значительно позже, как верны слова восточных мудрецов «не дай вам бог жить во времена великих перемен». Время очень сложное, напряженное, все живут в ожидании чего-то необычного, какой то свободы, но какой? Каких то изменений, но каких? Никто конкретно ответа не знал.

Лене, свойственно все воспринимать близко к сердцу. Он человек очень гражданственный, поэтому все новости, вести, которые тогда появились, он слушал , сидя на ковре, поджав под себя ноги и непрерывно глядя на экран: то Литва, то Тбилиси... Все замирали вокруг, когда он смотрел новости, политические передачи, потом все увиденное очень бурно обсуждалось, на таком нерве, так активно; и эти дискуссии становились частью нашей жизни. Такое открытое диссиденство, протест против всего старого и поддержка всего нового, а что это за собой несет, никто не знал. Всем хотелось изменений, но каждый представлял эти изменения по-своему, поэтому пришли к тому, что радость ожидания сменилась разочарованием и апатией в обществе. Старое разрушилось, а новое создавалось очень медленно и не так как хотелось. Кинематограф находился в запустении все эти 10 лет. Развалены все структуры, производственные и творческие. Люди разбегались, кто торговал всем на свете, кто становился челноком, кто чем был занят... Что бы создать фильм нужны были немыслимые усилия: и к доставанию средств, и к организации процесса съемок. Доходило до анекдота инвесторы могли дать шампанское и сказать продайте это шампанское, а на эти деньги снимите фильм, потому что в качестве спонсорской поддержки, мы можем дать только товар, а не деньги. Такой же анекдотичный случай был на нашей студии, когда к нам, пришел режиссер Евгений Матвеев, тогда он искал средства на свой фильм «Любить по-русски» и колхоз «Белая дача», где он был почетным колхозником, предложил ему покупать огурцы дешевле в колхозе, а затем продавать дороже в Москве, а на вырученные деньги снимать кино. И люди серьезно за это брались, потому что не знали, как выходить из сложившейся ситуации. Потихоньку у нас стала появляться такая профессия, как продюсер, которая до сих пор достаточно загадочна: Кто такой продюсер? Что он должен делать? Откуда должен брать деньги?

И именно в это тяжелое время перестройки, Лене пришлось стать режиссером и начать снимать свой второй фильм «Любовные похождения Толика Парамонова». Сценарий им был написан по собственной пьесе «Свобода или смерть», эта повесть посвящена диссиденту, который в России писательствует и считает себя таким истинным борцом за свободу, добивается отъезда на Запад. События происходят в 80-е годы, во время правления Черненко. Герой добивается отъезда во Францию непростым путем, он предает своих товарищей, сдает их КГБ, говоря что они делают подпольный журнал, уезжает. Там, в Париже, он волею судьбы понимает, что его литераторство, никому не нужно. Это ничтожество возомнило себя великим литератором и великим борцом. На западе он опять в борьбе, теперь уже примыкает к коммунистам из Латинской Америки, так как он не бороться не может и практически погибает на коммунистической тусовке-демонстрации, глупо, неожиданно для самого себя, выстрелив во французского полицейского, за что и был расстрелян на месте.

Казалось бы, такая странная судьба, демократа-коммуниста. По тем временам, когда картина задумывалась, герой был необычайно актуален, потому что тогда происходила сильная трансформация общества, которую понять умом было очень тяжело. Когда я смотрю трансляцию Рождества из Кафедрального собора и вижу со свечами людей, которые раньше были на митингах, были членами КПСС и страшными атеистами, для меня становится загадкой их поведение. Загадкой в том смысле, что я не знаю когда они были искренними? И это страшный момент, когда ты не знаешь когда человек был искренен, что собственно и рождает недоверие в обществе. Что интересно когда подозреваешь этих людей и думаешь когда они были искренними, сейчас или тогда, вдруг понимаешь, что они могли быть искренними и тогда, и сейчас, это определенное состояние их души и характера. Они верят своему лицемерию. Леня это очень хорошо уловил в своем герое. Это был трагифарс, вернее попытка создания трагифарса, что само по себе тяжело, потому что трагедию в чистом виде, в наше время создать невозможно и с фарсом такие же большие сложности. Необходимо, какое то удивительное сочетание времени и места для того, что бы что то создать в этом жанре, и именно тогда такое было время, время самого трагифарса и фильм удивительно бы прозвучал, выйдя на экраны. Судьба фильма была очень непростая, съемки начинались, потом опять замораживались, потом Леня пускался в поиски денежных средств, и тогда я киновед и кинокритик, которая только писала и читала, как и многие другие в то время, стала приобретать новую профессию – продюсера. Мы обивали пороги, искали средства и средства были найдены.

Президент банка, который финансировал картину, обожал искусство и всячески поддерживал его. Правда, иногда деньги задерживались, поэтому время от времени приходилось навещать банкира, деликатно напоминая о сроках. Встречи эти были незабываемые. Президент, очень обаятельный кавказский человек, обожал пение и часто исполнял нам свой любимый репертуар. Однажды, мы с директором фильма и бухгалтером тоже запели на три голоса «Тбилисо», чем привели его в восторг и деньги были незамедлительно перечислены.

Нам надо было снимать в Париже, потому что по сценарию герой отбывает туда. Съемки в Париже по тем временам чудовищно дорого и сложно. Денег, как всегда мало. Минимум надо отправить туда съемочную группу, максимум снять фильм. К сожалению, мы были сильно ограничены в средствах и активно искали спонсоров. Даже писали в Аэрофлот– мол, помогите переправить съемочную группу в Париж. Аэроначальники нам ответили не без юмора: против любовных похождений Парамонова на территории Франции, не возражаем, но помочь не можем.

По сценарию в Париже была съемка демонстрации коммунистов, причем эти коммунисты были не простые, а латиноамериканцы, нам нужно было человек 200-300, которые шли на манифестацию с горящим сердцем и взором. В Париже сделали круглые глаза и сказали, что они уже не видели лет сто подобных сборищ, да еще со смертельным исходом. Когда мы подсчитали во что обходится массовка, поняли, что нужен колоссальный штат людей, что бы за каждую группу 5-6 статистов отвечал человек. На каждого человека должна оформляться страховка и мы должны были с ним возиться как с супергероем. Средства нам это не позволяли. Леня говорит: «Мне нужна правда жизни на экране и если у нас не будет этой ключевой сцены, то не будет и фильма, поэтому идите и ищите именно латинамериканцев. Никаких армян, грузин, как замены на экране быть не должно». Мы совершенно расстроенные с директором фильма Маей Кантор отправились на поиски, этих «коммунистически настроенных» латиноамериканцев, понимая, что у нас нет средств, пригласить их через французскую фирму. В одном джазовом кафе, где, мы снимали несколько эпизодов с участием нашего героя, мы увидели прекрасно играющего на скрипке румынского цыгана, а внешне вылитого латиноамериканца, который, находился в Париже со своим табором, и цыгане с радостью согласились сниматься в фильме. Мы их очень просили, что бы они не проговорились, что они не латиноамериканцы, на вопрос какой они нации, должны были молчать. И вот табор прибыл на съемки демонстрации. Мы сами все загримировались и нарядились что бы присоединится к этому коллективу и выглядеть, как можно массовей, но демонстрация все равно получилась очень жиденькой, но и очень правдоподобной. Во Франции, как правило, это небольшие группы людей которые несут плакаты и транспаранты. У нас так и получилось. Леня сказал: «Теперь я вижу правду жизни на экране. Латиноамериканцы, очень убедительны». Потом кто то в группе нас предал, сказал Лене, что это были цыгане. Леня очень обиделся, но другого выхода из этой ситуации у нас тогда не было.