Павел Фокин - Чехов без глянца Страница 45

В номере Антона Павловича было сильно накуре­но, на столе стоял самовар. Тут же были калачи, колбаса, пиво. Диван был завален листами, тетра­дями лекций. — Антон Павлович готовился к выпу­скным экзаменам в университете, на врача. Он сидел на краю дивана. На нем была серая курт­ка, в то время много студентов ходили в таких куртках. Кроме него, в номере были незнакомые нам молодые люди — студенты. Студенты горячо говорили, спорили, пили чай, пиво и ели колбасу. Антон Павлович сидел и мол­чал, лишь изредка отвечая на обращаемые к нему вопросы. <...>

Был весенний, солнечный день... Левитан и я зва­ли Антона Павловича пойти в Сокольники. Мы сказали о полученных нами медалях. Один из присутствовавших студентов спросил:

— Что же, на шее будете носить? Как швейцары? Ему отве тил Левитан:

— Нет, их не носят... Это просто так... Дается в знак отличия при окончании школы...

— Как на выставках собаки получают... — прибавил друтой студент.

Студенты были другие, чем Антон Павлович. Они были большие спорщики и в какой-то своеобраз­ной оппозиции ко всему.

— Если у вас нет убеждений, — говорил один сту­дент, обращаясь к Чехову, — то вы не можете быть писателем...

— Нельзя же говорить, что у меня нет убежде­ний, — говорил другой, — я даже не понимаю, как это можно не иметь убеждений.

— У меня нет убеждений, — отвечал Антон Пав­лович.

— Вы говорите, что вы человек без убеждений... Как же можно написать произведение без идеи? У вас нет идей?..

— Нет ни идей, ни убеждений... — ответил Чехов. Странно спорили эти студенты. Они были, очевид­но, недовольны Антоном 11авловичем. Было видно, что он не отвечал какой-то дидактике их направле­ния, их идейному и поучительному толку. Они хоте­ли управлять, поучать, руководить, влиять. Они зна­ли все — все понимали. А Антону Павловичу все это, видимо, было очень скучно.

— Кому нужны ваши рассказы?.. К чему они ведут? В них нет ни оппозиции, ни идеи... Вы не нужны «Русским ведомостям», например. Да, развлече­ние и только...

— И только, — ответил Антон Павлович.

— А почему вы, позвольте вас спросить, подписы­ваетесь Чехонте?.. К чему такой китайский псев­доним?..

Чехов засмеялся.

— А потому, — продолжал студент, — что когда вы будете доктором медицины, то вам будет совестно за то, что вы писали без идеи и без протеста...

— Вы правы... — отвечал Чехов, продолжая смеяться. И прибавил:

— Поедемте-ка в Сокольники... Прекрасный день... Там уже цветут фиалки... Воздух, весна.

И мы отправились в Сокольники.

Будни и праздники Антоши Чехонте

Михаил Павлович Чехов:

Ьрат Антон получал свою стипендию из Таганрога не ежемесячно, а по третям, сразу по сто рублей. Это не облегчало его стесненных обстоятельств, так как полученной суммой сразу же погашались долги, нужно было купить пальто, внести плату в универси тет и так далее, и на другой день на руках не оставалось ничего. Я помню, как он в первый раз получил такую сумму и накупил разных юмористи­ческих журналов, в числе которых была и «Стреко­за»». Затем он что-то написал туда и стал покупать «Стрекозу» у газетчика уже каждую неделю, с нетер­пением ожидая в «Почтовом ящике» этого журнала ответа на свое письмо. Это было зимой, и я помню, как озябшими пальцами Антон перелистывал куп­ленный им по дороге из университета номер этого журнала. Наконец появился ответ: «Совсем не дур­но, благословляем и на дальнейшее сподвижниче­ство». Затем, в марте 1880 года, в № ю «Стрекозы» появилось в печати первое произведение Антона Чехова, и с тех пор началась его непрерывная лите­ратурная деятельность. Произведение его называ­лось в рукописи «11исьмо к ученому соседу» и пред­ставляло собою в письменной форме тот ма териал, 2 21

с которым он выступал по вечерам у нас в семье, ко­гда приходили гости и он представлял перед ними захудалого профессора, читавшего перед публикой лекцию о своих открытиях. Это появление в печати первой статьи брата Антона было большой радос­тью в нашей семье. <...>

После «Стрекозы» Антон Павлович перешел со­трудничать в «Зритель». История этого перехода та­кова. Пока Антон Павлович работал в «Стрекозе», старший мой брат, Александр, пописывал в «Бу­дильнике», где появился один из его рассказов — «Карл и Эмилия», обративший на себя внимание. Между тем редакция «Стрекозы» стала то и дело возвращать брату Антону его статьи обратно с ехид­ными ответами в «Почтовом ящике», и, после того как он поместил в ней около десятка статеек, тот же «Почтовый ящик» «Стрекозы» переполнил чашу терпения брата следующим ответом: «Не расцвев, увядаете. Очень жаль. Нельзя ведь писать без кри­тического отношения к делу». Антон обиделся и стал искать себе другой журнал. К «Будильнику» и «Развлечению» он тогда относился недоверчиво, а подходящего органа не находилось. Если не оши­баюсь в хронологии, то как раз в это время группа московских писателей затеяла издавать литератур­ный сборник «Бес», к участию в котором пригласи­ли Антона и в качестве художника — Николая. Вмес­те с другим художником. А. С. Яновым, Николай с азартом принялся за иллюстрации, Антон же со­бирался написать туда кое-что, да так и не собрался. «Бес» вышел без его материала. Брат Антон остался без заработка, но его вскоре выручил «Зритель». Как потом оказалось, журнал этот стал специально «чеховским», так как в нем все литературно-художе ственное производство целиком перешло в руки сразу троих моих братьев — Александра, Антона 222 и Николая, причем Александр, кроме того, стал еще

заведовать в «Зрителе» секретарской частью. Поме­щался этот журнал на Страстном бульваре, в доме Васильева, недалеко от Тверской. <...> Редакция «Зрителя» была более похожа на клуб, чем на редакцию. Сюда, как к себе домой, сходились каж­дый день ее члены, хохотали, курили, рассказывали анекдоты, ровно ничего не делали и засиживались до глубокой ночи. <...>

Бра г Николай с азартом и увлечением принялся за иллюстрации к «Зрителю». Он нарисовал заглавную виньетку для журнала и массу рисунков и заставок, но первый номер вышел бледный в литературном отношении и успеха не имел. Брат Антон начал свое сотрудничество только с № 5 статейкой «Тем­пераменты», затем журнал целиком перешел иод власть моих братьев. Николай рисовал буквально с утра и до вечера; Давыдов портил его рисунки го­же с утра и до вечера, причем приходилось их пере­рисовывать вновь; Антон писал не скупясь, но жур­нал не шел, его трудно было выпускать по три раза в неделю, он стал запаздывать и, наконец, потерял доверие у публики. Дело погибало, и, чтобы хоть сколько-нибудь скраси ть положение, Давыдов напе­чатал сообщение, что у художника Н. П. Чехова за­болели глаза, что он почти ослеп и по этому поводу выход журнала в свет временно приостанавливает­ся. Подписчики ответили рядом писем, что они же­лают художнику скорейшего выздоровления, но что из этого вовсе не следует, чтобы редакция могла воспользоваться их деньгами, далеко не удовлетво­рив их журналом. <...>