Джефри Робинсон - Ямани: Взгляд из-за кулис Страница 45

Заметим справедливости ради, что Эйкинс и Киссинджер никогда не питали друг к другу пылкой симпатии.

И это еще мягко сказано.

Эйкинс был назначен в Саудовскую Аравию в конце 1973 г. Но не захотел играть по правилам Киссинджера, и тот очень быстро отозвал его обратно.

Как и во всех подобных случаях, на конфликт между Эйкинсом и Киссинджером можно посмотреть и с другой стороны. Вот что по этому поводу говорит старинный и близкий друг Киссинджера:

— По убеждению Джима, он знал арабов лучше, чем Киссинджер, чем вообще кто-либо другой. Поэтому он не выполнял указаний Генри, если не был с ними согласен. Спору нет, и Генри вечно ставил подножки своим послам, на это он был великий мастер.

Таким образом, в суждения Эйкинса о Киссинджере можно внести известные поправки.

— Эйкинс — один из самых заносчивых людей на свете, — утверждает Джордж Балу. — Болезненное самолюбие Джима бросается в глаза всякому, кто с ним сталкивается. Он очень талантлив и очень агрессивен. Еще до своей отставки Эйкинс сказал мне, что ему не усидеть на этом посту. По его словам, Генри Киссинджер вышел из доверия у арабов. В самом деле, войне 1973 г. положила конец челночная дипломатия Киссинджера. И арабы до сих пор убеждены, что Киссинджер тогда их предал. Если смотреть на случившееся с их точки зрения, так оно и есть.

По мнению Эйкинса, у Киссинджера ум устроен так же, как у Меттерниха.

— Меттерних был способен говорить императору одно, королю Пруссии — другое, королю Франции — третье и так далее. А к тому моменту, как дело доходило до сопоставления, сама ситуация была уже совершенно иной, и все забывалось. Но Киссинджер, видимо, не понимал, что со времен Меттерниха мир изменился. И выходить сухим из воды стало не так просто. Теперь его послания сопоставляли очень быстро. Первая реакция была такой, на какую он и рассчитывал. Его партнеры думали: «Наверное, мы ошиблись. Американский министр иностранных дел не может лгать». Но очень скоро они убеждались, что Киссинджер и в самом деле лгал. И если бы в период, предшествовавший гибели Фейсала, Киссинджер сказал королю: «Гарантирую, что завтра солнце встанет на востоке», король сказал бы своим советникам: «Не стоит торопиться: посмотрим, что будет».

Если верить уже упомянутому близкому другу Киссинджера, проблемы в его отношениях с арабами отчасти объяснялись тем, что Киссинджер был не только американцем, но всегда оставался и европейцем.

— Он так и не усвоил до конца американское чувство дисциплины во всем, что касается правды и лжи. Обычно для американцев между этими понятиями пролегает абсолютно ясная граница. Для европейцев и для арабов эта граница может быть не столь отчетливой. Американцы, как правило, терпеть не могут, когда разным людям говорят разное. Но этого нельзя сказать о каждом европейце и о каждом арабе. По-моему, Эйкинс несколько преувеличивает, сравнивая Киссинджера с Меттернихом, хотя в какой-то степени это и справедливо. Но, может быть, Фейсал не любил Киссинджера просто потому, что тот был евреем.

Ямани возражает:

— Это не имеет никакого отношения к делу.

По признанию Ямани, и он сам, и Фейсал не были большими поклонниками Киссинджера, но король никогда не заговаривал о его вероисповедании.

— Ни единого раза. Фейсалу, как и мне, это было совершенно безразлично. Видите ли, я уважаю всех умных людей, а Киссинджер исключительно умен. Достаточно посмотреть ему в глаза, как сразу в этом убеждаешься. А иметь дело с умным человеком — независимо от того, разделяет он ваши взгляды или нет, — всегда приятно. Тут рождается своего рода азарт. Конечно, я отдавал себе отчет, что Киссинджер не вполне нейтрален. Но это не мешало мне иметь с ним дело — хотя бы потому, что не приходилось выбирать.

Во время поездки в Саудовскую Аравию в начале 1975 г. Киссинджер продемонстрировал высочайшее искусство дипломатического политеса, расточая прямо в лицо неумеренные похвалы королю Фейсалу. Однако, вернувшись в гостиничный номер и оставшись наедине со своими сотрудниками, он с таким же жаром принялся его бранить.

Поскольку филиппика, произнесенная Киссинджером, появилась в отчете ЦРУ, можно предполагать, что номер прослушивался.

По поводу утверждения Эйкинса, будто Киссинджер вел себя с арабами как «заправский мошенник», Ямани замечает:

— Эйкинсу, конечно, виднее, потому что он получал необходимую информацию. Я не был в курсе переговоров, которые Киссинджер вел с египтянами, сирийцами и иранцами. Но Эйкинс несколько раз говорил мне, что Киссинджер водит арабов за нос. Как посол, он был вынужден держать язык за зубами, к этому его обязывало положение. Но то же самое нам говорили и многие другие. Помните и о том, что Фейсал был очень проницателен: мне иногда казалось, он умеет читать человеческие мысли. Правда, он никогда не подал бы виду, обнаружив, что Киссинджер нам лжет. Он умел держать роль до конца.

Если бы Киссинджер вел себя иначе, Фейсал едва ли занял бы столь жесткую позицию во время их последней встречи, когда вновь обсуждалась проблема мира на Ближнем Востоке.

Эта встреча состоялась в феврале 1975 г. Накануне умер саудовский министр иностранных дел, и Фейсал попросил Ямани встречать Киссинджера от имени правительства.

Ямани встретил гостя в аэропорту и доставил его во дворец. Во время беседы, которую они вели по дороге из аэропорта в Эр-Рияд, Ямани заметил, что государственный секретарь держится крайне напряженно.

Целью Киссинджера было заключить второе израильско-египетское соглашение об отводе войск.

Но, когда он изложил свой план в королевском кабинете, Фейсал не согласился. Король сказал, что второе соглашение должно быть заключено между Израилем и Сирией.

Киссинджер убеждал Фейсала не мешать ему, обещая, что он сначала добьется соглашения между Израилем и Египтом, а затем уже между Израилем и Сирией.

— Нет, — сказал Фейсал. — Я на это не пойду.

— Мы приложим все усилия, чтобы соглашение между Израилем и Сирией было заключено сразу же после израильско-египетского соглашения, — пообещал Киссинджер.

— Нет, — повторил Фейсал. — Я буду против. Сначала — соглашение между Израилем и Сирией.

Так продолжалось еще некоторое время.

Как говорит Ямани, Фейсал хотел настоящего — полного и всеобъемлющего — урегулирования.

— Вопрос был принципиальный, потому что без всеобъемлющего урегулирования конфликт продолжался бы до бесконечности. На первом этапе Израиль должен был прийти к соглашению с теми, кто участвовал в военных действиях, — с Египтом и Сирией. Мы говорили об отводе войск, это мыслилось как подготовительная фаза для окончательного урегулирования. А затем, к примеру, должны были начаться переговоры с Иорданией. Но в первую очередь шли египтяне и сирийцы. По убеждению Фейсала, американцы должны были настоять, чтобы Израиль начал переговоры с Египтом, а потом с Сирией, ибо это был единственный способ начать мирный процесс.