Жан Жюль-Верн - Жюль Верн Страница 45

Перехожу теперь к той части Вашего письма, где Вы говорите, что второй том резко отличается от первого в том смысле, что герой в нем оказывается гораздо более агрессивным. Из этого я заключаю, что Вы недостаточно хорошо помните первый, ибо я убежден, что характер героя развивается у меня в определенном направлении вполне естественным образом. Он все время проявляет великодушные чувства, особенно во второй части, и лишь силою обстоятельств превращается в грозного судию.

…Неприемлемыми показались Вам последние страницы. Вы правы насчет впечатления, которое все это произвело на Аронакса, и тут я внесу изменения. Но в отношении капитана Немо — дело совсем иное: истолковывая его по-другому, Вы его совершенно меняете, до неузнаваемости. Вы должны понять, что, если бы образ пришлось переделывать заново — а на это я не способен, так за два года сжился с ним и не могу видеть его иначе, — мне пришлось бы задержаться в Париже не на день, а на месяц».

Трудности, вызываемые дипломатическими соображениями, иногда идут на пользу делу: без них фигура Немо не имела бы своего величия. Капитан «Наутилуса» не просто патриот, преследуемый властями своей страны, но обобщенный образ человека, восставшего против несправедливости и тирании в обществе, где всем заправляют нации завоевателей.

Он, конечно, анархист, но лишь в том смысле, что требует независимости, признающей лишь один предел — высокое моральное сознание. Личность, в общем, вызывающая тревогу, ибо сам он тоже применяет насилие, что и свойственно мятежникам, колеблющимся между любовью и ненавистью, жалостью и жаждой мщения. Он не принял формулу Бланки — «ни бога, ни господина», ибо им владеет чувство, что он выполняет некую важную задачу, дело, порученное ему самим богом: он орудие в его руках, и дело, возложенное на него, наполняет его ужасом; «Боже мой! Довольно! Довольно!» — восклицает он. Таков мир, человек бьется, разрешая проблемы, которые свыше его сил и которые его сокрушают. Что же до господина, то и его он обрел, считая, что повинуется только самому себе, то есть всей совокупности своих моральных принципов и даже своих предрассудков. И не является ли он силою обстоятельств господином для своей команды, которая слепо, хотя и по доброй воле, повинуется ему?

Как все капитаны, Немо на своем судне полновластный хозяин, его авторитет признается всеми и не вызывает сомнений.

Такова, впрочем, оборотная сторона анархизма, который, с самыми лучшими намерениями, приводит лишь к тому, что заменяет одного повелителя другим и стремится создать новый порядок, более или менее определенный, но в конечном счете навязываемый обществу силой, если это оказывается необходимо.

Немо — персонаж любой эпохи, ибо он не столько реальный человек, сколько обобщенный образ человека: его странствование — это одиссея всего человечества, ищущего разрешения некоей важной проблемы большого масштаба, а не одного конкретного человека, пытающегося решить своп личные трудности более узкого характера.

Он, как ни странно, является и прообразом человека наших дней — целиком предавшегося мятежу против всевозможных общественных ограничений.

Бессильный этот мятеж приводит к пренебрежению общечеловеческими установлениями и самими людьми. Тому, у кого еще сохраняются гуманные чувства, остается лишь уход в одиночество. Найдет ли он успокоение в нем? Непохоже, чтобы Немо, создавший себе эту «абсолютную ситуацию», достиг покоя, — ведь в «Таинственном острове» он признается: «Одиночество, оторванность от людей — участь печальная, непосильная…» «Я умираю оттого, что думал, что можно жить одному».

Многие задумывались над тем, кто был прообразом капитана Немо. Мы знаем из одного письма к Этцелю, находящегося в Национальной библиотеке, что им мог быть Шаррас[69], но что сам писатель подумал об этом уже после того, как написал книгу. Физический облик Немо — это действительно Шаррас. Есть сходство и в их психике: оба полны энергии, порою доходящей до ярости. Оба патриоты, воодушевленные передовыми идеями, страстно любящие свободу и восстающие против несправедливости.

Полковник Шаррас родился в 1810 году в Пфальцбурге. В 1848 году он был депутатом Учредительного собрания и военным министром. Этот непримиримый эльзасец был в 1852 году изгнан правительством президента-принца. Гордый, надменный, он отказался воспользоваться амнистией и заявил, что вернется во Францию лишь тогда, когда там восторжествует свобода. Умер он в начале 1865 года. До конца непримиримый, он потребовал, чтобы его похоронили в Базеле, не желая, чтобы останки его покоились во Франции, пока там царствует Наполеон III.

Поэтому нетрудно найти аналогию между характерами Шарраса и Немо. Разумеется, есть и существенное различие, но весьма вероятно, что, очутившись в тех же условиях, что и Немо, Шаррас и повел бы себя так же, как он. Не будем сомневаться в том, что капитан «Наутилуса» выражает взгляды автора, с которым они очень близки.

23. «ВОКРУГ ЛУНЫ»

Жюль Верн превращает свой снаряд в спутник Луны, но Барбикен, как и астронавты «Аполло-XIII», сумеет возвратиться на Землю.

Этцель как-то упрекнул Жюля Верна за то, что тот пишет три книги одновременно. Писатель стал возражать. Но упрек не был лишен основания. Нет! Он не пишет трех книг одновременно, но ему случалось задумывать в одно и то же время несколько книг. Здесь крылась опасность, против которой его надо было предостеречь. Одна мысль порождает другую. Пущенная в ход на потребу читателя, она, словно бумеранг, возвращается в мозг автора, который в пылу творчества обретает в ней новую пищу. Если он поддастся увлечению, может произойти путаница. Похоже, что Жюль Верн не останавливался перед тем, чтобы на время оставить текущую работу и заняться развитием внезапно соблазнившей его повой мысли. Мы уже видели, как, занимаясь «Гаттерасом», произведением, требовавшим времени, он вдруг увлекся поэтической стороной гипотезы, выдвинутой доктором Клоубонни, притом настолько, что бросил своего героя на полюсе холода и в один присест написал путешествие Акселя к центру Земли. Тем временем некое актуальное событие, происшедшее в конце Гражданской войны в США, подсказало ему тему «С Земли на Луну». Однако, закрыв эти скобки, он снова принялся за «Гаттераса» и закончил его с тем же увлечением, с каким начал. Герои, оставленные им как бы в летаргическом сне очнулись, полные жизни, после этой паузы, позволившей подсознанию автора объединить еще рассеянные элементы замысла. «Таинственный остров» долго оставался в зачаточном состоянии, в то время как подводное путешествие не продвигалось вперед, а «Дети капитана Гранта» редактировались. Однако эти скачки мысли в постоянно кипящем мозге не вызывали никакой путаницы, и каждое произведение сохраняло свое единство и жило своей особой жизнью.