Дмитрий Янчевецкий - 1900. Русские штурмуют Пекин Страница 46

По улицам концессий нет возможности ходить без риска быть раненым или убитым.

К счастью, аккуратные китайцы делают точные перерывы в бомбардировке, во время которых отдыхают сами и дают передохнуть и нам.

Они открывают канонаду города ранним утром. Около 8 часов утра они делают первый перерыв, чтобы выпить чаю и поесть рисовой похлебки. Подкрепившись, они снова открывают огонь. В 12 часов дня все китайские батареи и цепи стрелков замолкают, так как в полдень каждый порядочный китаец должен пообедать, поесть жареной или вареной свинины, овощей, лапши с луком и рисовой каши. Покурив трубку после обеда, китайский солдат ложится поспать часа на два. Часа в 3 снова начинается стрельба, которая продолжается до сумерек. Вечером китайцы ужинают, едят блины или пельмени с луком и салом, после чего отдыхают. Около полуночи снова открывают огонь на несколько часов и хотят изнурить маленький русский отряд неожиданными вылазками и беспрестанной ежедневной и еженощной пальбой. Китайские артиллеристы, прекрасно зная расположение Тяньцзиня и хорошо умея пользоваться своими орудиями, не разбрасывают снарядов по разным местам концессий, но выбирают какую-нибудь точку, и в этом направлении выпускают несколько снарядов. Если они увидят действие удачно пущенного снаряда: дым, пожар, разрушение зданий, то посылают в ту же точку еще два-три снаряда, а затем выбирают новое направление.

Счастье иностранцев было в том, что китайцы не имели на своих фортах мортир и фугасных бомб. Иначе от концессий не осталось бы следа.

У китайцев были обыкновенные сегментные гранаты, которые разбивали каменные стены и своими осколками разрушали все, что попадалось по пути, а также фугасные гранаты, наполненные обыкновенным мелким порохом, которые разбрасывали постройки и производили пожары.

Лагерь 12-го Восточно-Сибирского стрелкового полка в Тяньцзине, во время осады

Всех раненых русских и французов приносят в госпиталь, который назван Франко-русским госпиталем. Помощь подают врачи 12-го полка Зароастров и Орловский и французы доктор Депас (Depasse), главный врач китайской медицинской школы в Тяньцзине, и профессор этой школы доктор Уйон (Houillon), a также железнодорожный врач бельгиец Сэрвель, бывший в числе беглецов, спасшихся из Баодинфу. Самый заботливый уход раненым оказывали сестры-монахини, а также монахи ордена Маристов и Лазаристов[57].

7 июня в госпиталь принесли секретаря французского муниципалитета Сабуро. Он только вышел на крыльцо муниципального здания и был ранен в живот осколком разорвавшейся китайской гранаты. Сабуро промучился несколько часов и скончался в ту же ночь, в присутствии французского консула.

В этот день англичане, которые наблюдали с башни английского муниципалитета Gordon-Hall за окрестностями Тяньцзиня, донесли полковнику Анисимову, что в нескольких верстах от города, в стороне Таку, они заметили перестрелку между неизвестными противниками[58].

Командир английского отряда, так же как и прочие командиры, по правилам международной военной дисциплины, ежедневно докладывали Анисимову о состоянии их отрядов. При этом особенной исправностью в докладах отличался англичанин.

Получив это сообщение и желая узнать, не подходит ли к Тяньцзиню на помощь какой-нибудь русский или иностранный отряд, Анисимов приказал казакам сделать разведку. Ловцов, Григорьев и Семенов сейчас же выступили.

К вечеру казаки вернулись, привезя 6 раненых и 5 убитых. Сотники Григорьев и Семенов были также ранены. Все офицеры были очень огорчены, когда узнали, что общий любимец, весельчак, остряк и добрый товарищ Григорьев был ранен ударом боксерского копья в грудь, в то время когда сотня пробивалась через окружившее их скопище боксеров. Рана была не глубокая, но все боялись заражения крови от старого и грязного китайского копья.

Сотник Григорьев

Но Григорьев не унывал и весело рассказывал неприятный анекдот, который с ним произошел.

— Наша сотня, — говорил он, — как всегда, стояла биваком во дворе французского консула. Сегодня в первом часу дня начальник отряда призвал Ловцова и меня. Придя, мы увидели, что весь отряд стоит в ружье и со знаменем. Подумали, должно быть, опять предстоит какая нибудь грязная история в грандиозных размерах с китайской рванью. У меня сердце сейчас же екнуло, и чувствовал я себя скверно. Анисимов сказал нам: «Поезжайте по правому берегу реки Пэйхо, возможно дальше, и узнайте, действительно ли там идет бой. Говорят, это наши идут к нам на выручку. Во что бы то ни стало узнайте. Мне все равно, сколько вас вернется — хоть половина, хоть два человека». Мы сказали «слушаюсь», переспросили, по какому берегу нам идти, и пошли. Меня остановил полковник Вогак и сказал: «Смотрите, не попадитесь! Там весь район занят боксерами». — «Постараемся», — ответил я и поспешил догонять своего командира. Хоть дело было дрянь табак, но, признаюсь, чувствовал в себе какой-то подъем духа. Подходя к консульству, увидел выезжающую уже сотню в 53 человека. «Опоздал! отстал! как бы там у боксеров и совсем не остаться! — подумал я. — Это не к добру! Как бы чего не случилось!» И сел на коня и нагнал сотню у городских ворот. Только мы выехали за городской вал, как попали под перелетные китайские гранаты, которые, пролетев над всем городом, сыпались как из мешка по нашей дороге. Мы стали задувать галопом. Прошли версты две. Впереди увидали деревушку. Перешли на рысь. Показались красные колпаки, которые улепетывали в свои фанзушки. Это были боксеры. Решили плюнуть на них и не обращать никакого внимания, но если покажется их побольше и будут мешать нам, то взять их в оборот. Первую деревню прошли благополучно. Сделали еще около трех верст. Перебрались через мост. Дорога была обсажена деревьями. Видим, наши головные дозоры скачут к нам назад, а за ними бегут китайцы. Решили обработать их, чтобы не путались полосатые. Мы шли в колонне по три. Я, как был перед первым взводом, выхватил шашку, скомандовал в карьер и кинулся на дьяволов. Но за ними, за поворотом дороги, была толпа, человек в 60. Я с командиром сотни бросился в их кашу. Вот тут-то я на кого-то налетел, кто-то на меня, и я почувствовал удар в грудь. Кого-то я хватил шашкой, кто-то закричал, и я почувствовал второй удар в бок. Кто-то меня хватил. «Ах, подлецы, ранили! — мелькнуло у меня в голове. — Только бы не упасть!» Но на седле я сидел еще прочно. Лошадь вынесла меня из этой оравы на дорогу, и я увидал, что предо мной улица — вся запружена галдевшими китайцами с ружьями, копьями и мечами, секирами и даже луками. Ловцов скомандовал «назад», и почти перед носом краснорожих мы свернули с дороги вправо. Гляжу, боксеры тучей налетели на наших казаков и рубили их. Семенов упал вместе с лошадью, у которой каналья китаец копьем пробил пах. Семенов вскочил и отстреливался из револьвера. Мы отошли назад, спешились и открыли огонь залпами. Это на китайцев подействовало утешительно, ибо они сильно поубавили свой кураж. Собачьей рысью они стали разбегаться, вопили и потрясали в воздухе оружием. Это дало нам возможность подобрать раненых, которых было 6 человек. Пять убитых лежало на месте. Но дьяволы китайцы опять подбодрились, так как из соседних деревень сбежались другие боксеры и окружили нас кольцом. Мы бросились в шашки, где чертей было пореже, — пробились и выскочили из этой бойни. Разбойники вопили «ша!», бежали за нами, прямо лезли на нас — голоногие! Укомплектовав достаточное количество волосатых смельчаков и не будучи в состоянии двинуться дальше с тяжелоранеными, мы около 6 часов вечера вернулись в Тяньцзинь. Я ранен копьем в грудь и бок. Семенов получил удар в шею. Раненая лошадь Семенова все-таки довезла его до города и пала мертвой. Пять казаков убито, шесть ранено, шесть лошадей убито, четырнадцать ранено. Верно, как в аптеке!