Алексей Попов - Диверсанты Сталина: НКВД в тылу врага Страница 46

Далее агент сообщал, что «в районе Брянских лесов действуют несколько украинских отрядов под командованием т. Сабуро.[352] Появившись в Брянских лесах, т. Сабуро называл себя заместителем наркома внутренних дел УССР. В его отрядах имелась рация, связанная с НКВД УССР. По этой рации передавали сведения о проделанной боевой работе и орловские отряды т. Емлютина, у которого рации не было. Пользуясь этим, Сабуро передавал разведсводки и другую оперативную информацию за своей подписью, создавая впечатление о своем руководстве всеми партизанскими формированиями, действующими в этом районе. Когда это выяснилось, между Сабуро и Емлютиным создались нездоровые отношения. Отряды этих командиров перестали поддерживать друг друга и участвовать в совместных операциях».[353]

Командиры и партизаны некоторых партизанских отрядов позволяли себе преступные излишества и злоупотребления своим положением. Так, издав приказ о запрете самогоноварения и борьбе с ним, командование отряда «Смерть немецким оккупантам» Навлинского района Орловской области за зиму и весну 1942 года истратила на самогон, по данным расследования, 1500 пудов хлеба. Живя с рядовыми бойцами в одной землянке, за перегородкой, командир и комиссар отряда распивали этот самогон, запрещая пить его своим подчиненным.[354]

В этой истории кощунственно не то, что командиры пьянствовали и не давали это делать своим подчиненным. Это происходило, когда вся страна, в том числе и на оккупированной территории, испытывала недостаток в продовольствии, и прежде всего в хлебе.

Вообще пьянство, мародерство и половая распущенность были спутниками лишь немногих партизанских формирований. Но в кое—каких отрядах эти явления присутствовали. Об этом свидетельствуют различные оперативные документы Великой Отечественной войны.

Между некоторыми партизанскими командирами порой возникали не просто недопонимание и недоразумения, дело доходило чуть ли не до боевых столкновений. Агентура органов государственной безопасности докладывала в Центр, что летом 1942 года на Брянщине руководство Хомутовского отряда, выделившегося из партизанского соединения имени Ворошилова № 1 для следования на Украину, напоило самогоном бойцов—пулеметчиков этого отряда, находившихся на посту, после чего вместе с пулеметами и личным составом скрылось. Когда утром выяснилось, что посты оголены, командир Ворошиловского отряда Петровский бросился на бронеавтомобиле в погоню, чтобы силой оружия отобрать свои пулеметы. Междоусобной бойни не произошло, так как хомутовцев догнать не удалось.[355]

Порой командиры партизанских отрядов из—за своего самодурства совершали откровенно преступные действия в отношении партизан соседних отрядов. Так, в марте 1943 года командир одной из партизанских бригад Калининской области Корнаушенко арестовал бойцов отряда «Неуловимые» (командир — М. С. Прудников), возвращавшихся с задания. Корнаушенко заподозрил в них полицейских. Никакие объяснения со стороны арестованных ни к чему не привели. Партизан подвергли пыткам, вплоть до того, что засовывали под ногти иголки и держали голыми на морозе.[356] Легендарный командир с возмущением докладывал об этом начальнику 4–го Управления П. А. Судоплатову.

Следует в очередной раз подчеркнуть, что негативные действия отдельных бойцов и командиров партизанских формирований не были распространенным явлением. Вышестоящее руководство, в лице партийных органов, Центрального штаба партизанского движения, тщательно проверяло информацию, представленную органами государственной безопасности по таким фактам, и безапелляционно наказывало виновных.[357]

Порой случались ошибки самих оперативных работников органов госбезопасности, обслуживающих партизанские отряды. Некоторые чекисты зачастую не доводили до конца допросы и следствие по делам немецких агентов, засылаемых противником в партизанские отряды. Задержанные агенты немецких спецслужб расстреливались сразу же после признания о своей причастности к разведке противника, не подвергаясь тщательному предварительному допросу по существу полученных заданий и об известных им других фашистских агентах.[358] Так, задержанные партизанской бригадой имени «Правды» в Минской области БССР агенты немецкой разведки Лейман и Лебедева, несмотря на то что находились под следствием в опергруппе, были расстреляны по распоряжению Особого отдела бригады как раз в тот момент, когда начали давать серьезные показания. После расстрела Лебедевой у нее были обнаружены зашитыми в бюстгальтер адреса явок на нашей территории. Значение этих адресов в связи с расстрелом Лебедевой не было выяснено.[359]

Аналогичный случай произошел в 3–й Минской бригаде, где по распоряжению заместителя комбрига немецкие агенты Романенко и Веремьев были расстреляны без тщательного допроса. У Романенко после расстрела были тоже обнаружены в заплате на брюках адреса лиц, проживающих на территории СССР в тылу Красной Армии.[360]

Многое здесь, по мнению автора, объясняется специфическими условиями, в которых приходилось работать контрразведчикам. Содержать арестованных агентов противника было негде. Тюрем в лесу, естественно, не было. А если отряд находился в рейде или вел бои с карателями, то после установления причастности кого—либо к спецслужбам врага эти лица сразу же подлежали ликвидации.

Но были и проблемы иного характера, которые не красят отдельно взятых чекистов. Исследователь партизанского движения В. И. Боярский в одной из своих работ приводит следующий пример: «…в августе 1943 года начальник Особого отдела бригады имени Чкалова Барановичского партизанского соединения (БССР) лично расстрелял 19–летнюю Елену Станкевич, разведчицу отряда «За Советскую Родину» данной бригады на том основании, что она якобы являлась агентом гестапо. На самом деле причиной для расправы был отказ девушки стать его любовницей».[361]

В целом же, несмотря на недостатки в контрразведывательном обеспечении партизанских формирований, работа чекистов сыграла, в целом, положительную роль, что было отмечено руководством Центрального штаба партизанского движения.

Как показала боевая практика, важнейшая роль в ограждении партизан от подрывной деятельности фашистских спецслужб принадлежала агентурному проникновению в разведывательные и карательные органы врага, которое позволяло наиболее успешно, с меньшей затратой сил, решать задачи по контрразведывательному обеспечению партизанских формирований.