В. Беляев - Огонь, вода и медные трубы Страница 46

И снова мысли лихорадочно пронзают голову. Кровью изойду, как Балабанов! Оставалось одно быстрее уползти подальше от этой траншеи.

Прополз совсем немного, услышал голос нашего санинструктора:

— Ты чего ползешь назад?

— Ранен!

— Ползи за мной! Можешь?

Могу!.

Санинструктор полз впереди меня, выбирая место, где бы он мог сделать перевязку. Вот он заполз в выемку, поросшую небольшими кустами, а я за ним.

— Ложись на землю! — сказал санинструктор и подвинулся в сторону, освобождая место на дне выемки.

— Куда ранен?

— В левую ногу!

— Быстро снимай шаровары! Ух, как обильно хлещет кровь, но ничего мы ее сейчас остановим!

Санинструктор быстро наложил повязку. Позднее выяснилось, что эта повязка наложена с таким мастерством, что во всех медицинских подразделениях, через которые мне пришлось пройти, говорили, что повязка до того хорошая, что ее не следует трогать.

Нас, видимо, засекли немцы. Разрывные пули защелкали по веткам кустов, прикрывавших эту выемку. Мелкий осколок попал мне в кисть левой руки. Это даже ранением нельзя считать. Крошечный осколок засел неглубоко. Потом образовался нарыв и осколок сам вышел..

Позднее выяснилось, что в меня попало два осколка немецкой гранаты. Второе ранение было намного выше первого также в левую часть тела в мягкие ткани. Этот осколок проник очень глубоко. Он не вызывал боли и рана не кровоточила.

— Дай мне твою каску, ведь теперь она тебе не нужна — попросил санинструктор — и автомат мне отдай!.

— Каску бери, а автомат не отдам. Как же без автомата? Нам говорили, что без оружия в медсанбате не примут!

— Скажешь, что отдал автомат санинструктору и все дела.

Мне его слова показались убедительными и, я отдал ему свой автомат..

— Ты ползи прямо в первую траншею, там тебя примут, отправят дальше. Для тебя война закончилась и, видать, надолго.

— Почему сразу в первую? Можетсначала заползти в траншею боевого охранения?

— Ни в коем случае! Там что — то твориться, а что и не поймешь! Я тебе толком говорю: только в первую и никаких гвоздей! Добра тебе желаю — вот что!

Ползу. Вот и наша первая траншея. Спускаюсь в нее и пытаюсь встать на ноги. Ничего не получается — сильная боль заставила меня лечь на дно траншеи.

И тут вижу, что по траншее бежит комсорг батальона Завьялов.

— Ты, что? Ранен? Рану тебе перевязали?

— Санинструктор перевязал.

— А почему без оружия?

— Санинструктор забрал!

— Ты, что же не знаешь, что без оружия тебя не примут ни в одном лечебном подразделении?

Оглядевшись по сторонам, он увидел брошенную винтовку и подал ее мне.

— Ты ползи дальше, а я бегу в боевое охранение.

Он побежал дальше. Эх, не знал младший лейтенант, что бежит на встречу со своей смертью. Но об этом мне стало известно только через десять лет.

Ползу по траншее дальше. На дне траншеи боец. Прошу его подвинуться и пропустить меня. Но он даже не шелохнулся. Поднявшись на локтях, вижу, что гимнастерка на его спине разорвана по всей длине. Но какая — то странная у него спина. Серовато — желтоватая! Только тут до меня дошло, что это мертвец.

Переполз через него и тут же увидел второго мертвеца. При попытке переползти через него, застыл, от увиденного. У него не было части черепа. Приглядевшись, увидел, что срез на голове довольно ровный, как у арбуза, когда срезают верхушку. Внутри виднелся мозг серого цвета. Срез мозга был таким же ровным, как и у черепа. Делать нечего, переваливаю через него, стараясь не угодить рукой в его мозги.

Ползу дальше, но вдруг, меня окликают по фамилии. Оглянувшись, увидел в ответвлении траншеи лежит, вернее, полулежит, навалившись на стенку траншеи, Хаджиханов. Первое, что меня поразило — это цвет его лица. Оно было неестественно желтым.

— Хаджиханов! Что с тобой?

Он мне рассказал, что, увидев гранату, упавшую мне под ноги, в один момент протрезвел. Спасаясь от гранаты, прыгнул в траншею и сразу оказался лицом к лицу с офицером. Это был тот самый офицер, который сбежал из боевого охранения.

Хаджиханов воспользовался тем, что его положение было более выгодным и, убил этого офицера. На боку его была офицерская сумка. Там обязательно должны быть документы, нужные нашему командованию. Приставив винтовку к стенке траншеи, Хаджиханов наклонился и отрезал эту сумку. Но в этот момент, из — за поворота траншеи, появился другой фриц. Хаджиханову стало ясно, что. схватить винтовку он уже не успеет, Бросился на бруствер. Однако, фриц все же успел дать очередь из автомата и три пули попали ему в правый бок.

Но он все же сумел перевалить через бруствер и пополз в тыл. Санинструктор сделал ему перевязку. Хаджиханов дополз до нашей первой траншеи. Там он встретил еще двух раненных бойцов. Дальше они поползли втроем. Тут в траншею прямым попаданием влетела мина. Их убило, а его опять ранило. Полностью перебита нога — висит на одних мышцах. Еще осколки попали в бок. Новые раны очень кровоточат. Сумка офицерская при нем. «Увидишь, кого из командования — скажи» — попросил он.

.Ползу дальше. На встречу мне по траншее бежит комбат Рудь с двумя офицерами. Прижимаюсь к стенке траншеи, чтобы пропустить их. Рассказал им про офицерскую сумку у Хаджиханова. Они побежали к нему.

Полз довольно долго, не встретив ни одного человека. Подумал, что так доползу до Черного моря, ведь траншея тянется с севера на юг. Все! Хватит! Надо ползти в тыл. Сказано — сделано! Выполз из траншеи и пополз в тыл под прямым углом к траншее. Сзади шел бой. Отчетливо слышались выстрелы. Вот и сосны! Прополз совсем немного и выполз на поляну.

В это время на поляну с тыла выбежал офицер в чистой шинели. В голове мелькнула мысль, что такие шинели бывают только у тыловиков…

И в этот момент послышался вой мины. По звуку определил, что она упадет левее меня. и впереди. Недалеко от того места, где бежит офицер. Вжимаясь в землю, увидел, что офицер не залег, а продолжает бежать. В голове, как молния, пронеслась мысль, что он делает? Надо же залечь! Тыловики частенько попадают в такие переплеты. Они по звуку не могут определить, когда и где рванет мина или снаряд. Прижался к земле так сильно, как только мог. Мина. рванула. Взвизгнув, надо мной пролетели осколки.

Поднял голову и вижу, что офицер лежит на земле и корчится, видимо, от боли. Пополз к нему, На моем пути воронка от мины, если это можно назвать воронкой. Земля, выброшенная взрывом, уместится в ладонях. От центра этой воронки во все стороны, как лучи, протянулись борозды, оставленные разлетающимися осколками. У самой воронки борозды глубокие, а потом они становятся все менее и менее глубокими. Осколки разлетаются от места взрыва под острым углом к земле. Подумал, если лежать, прижавшись к земле, в тридцати или сорока метрах от взрыва, то осколки и не заденут. Раненный офицер как раз и находился на таком расстоянии от места взрыва. Выходит, он сам виноват в ранении..