Маргарита Павлова - Писатель-Инспектор: Федор Сологуб и Ф. К. Тетерников Страница 46

Обида Сологуба усугублялась еще и тем, что в составе статьи Волынского было опубликовано «Письмо в редакцию» З. Гиппиус (под псевдонимом Л. Денисов), в котором она, как подлинный энтузиаст движения, присоединилась к критике декадентства и, в частности, писала: «Символизм, прежде всего, диаметрально противоположен декадентству. Быть может, даже не стоило бы упоминать о декадентстве рядом с символизмом. <…> эти два понятия так печально смешались в умах людей даже наиболее почтенных, что невольно хочется разделить их навсегда. <…> Декадентство боялось смерти и умерло, больное и слабое. Декадентство боялось разума, чистоты понимания. Символизм весь в свете разума, в его широком и ясном спокойствии» и т. д.[363] (Впоследствии подобные обвинения Гиппиус повторяла не раз: «Ну а вообще у декадентов, индивидуалистов и эстетов, не только нет нового, но даже полное забвение старого, старой бессознательной мудрости. Они убили мысль, совершенно откровенно, без стыда, но не заменили ее „вопросами“, как либералы, а остались так, ни с чем. Это — нездоровые дети, которые даже играть не любят и не ищут игрушек. <…> И все им скучно, бедным, недолговечным детям, все им противно, все не по ним»[364].)

«Письмо в редакцию» было нацелено не только на Сологуба, оно имело и других адресатов, московских (в лице В. Брюсова и К. Бальмонта прежде всего) и петербургских. В 1895–1898 годах Сологуб, Вл. Гиппиус и Ал. Добролюбов составляли внутри петербургской группы символистов самостоятельную «фракцию»; к ним тяготели присоединившиеся позднее критик Ф. Э. Шперк[365] и Иван Коневской, отводивший творчеству Сологуба и Добролюбова едва ли не первое место в новой поэзии[366].

Об этом товарищеском объединении упоминают Ан. Чеботаревская в биографическом очерке о Сологубе[367] и Вл. Гиппиус в воспоминаниях об Александре Добролюбове[368] и автобиографическом очерке «О самом себе»[369]. Сведения о встречах петербургских декадентов можно почерпнуть также в тетради с записями Сологуба о посещениях разных лиц (в период 1895–1898 годов Вл. Гиппиус и Ал. Добролюбов бывали у него регулярно)[370], из его переписки с Вл. Гиппиусом[371] и, предположительно, в воспоминаниях Вл. Гиппиуса о Сологубе (до настоящего времени не расшифрованных из-за неясного почерка автора)[372].

Сологуб опекал юных друзей-декадентов, даже пытался протежировать им на литературном поприще[373]. Все они были значительно младше его по возрасту (Гиппиус и Добролюбов на 13 лет, Коневской — на 14, Шперк — на 9), эта дистанция заметно увеличивалась за счет его внешности, так как уже в те годы он казался значительно старше своих лет. Вл. Гиппиус вспоминал об обстоятельствах своего вхождения в литературу: «Первые связи завязались с „Северным вестником“ в восьмом классе гимназии, самым модным и, конечно, самым живым тогда журналом, куда Волынский не принял ни моих стихов, ни Добролюбовских <…> Мое декадентство было принято без всяких оговорок только Сологубом, с которым сблизился после первой же встречи» [374].

Самой живой темой и предметом общего дискурса среди участников группы, по-видимому, была «новая» русская и европейская поэзия. «А что касается исторической роли „декадентства“, — писал Шперк Сологубу 6 июля 1896 года, — то я не нахожу, чтобы выразился относительно ее отрицательно: необходимо стало познать душу человеческую в ее составных элементах, необходимо стало поэтическое γνώφι σεαυτόν[375] — и появилось это болезненное (положительно, а не отрицательно болезненное) творчество»; «Вы спрашиваете: нахожу ли я „декадентским“ Ваше последнее стихотворение: по форме — нет, но по содержанию, по чувству, в котором так сильно выражено недоумение перед жизнью, — да» (28 июля 1896 года)[376].

Итогом творческого общения петербургских поэтов явился замысел (1895–1896) издания журнала «Горные вершины», который, однако, не был осуществлен по причине наступившего идеологического разлада между Ал. Добролюбовым и Вл. Гиппиусом и внезапного выхода последнего из состава редакции[377].

Составившийся узкий кружок петербургских декадентов имел собственную эстетическую позицию, не совпадавшую с основной платформой «Северного вестника». Творчество Ал. Добролюбова и Вл. Гиппиуса в журнале отвергалось, у Сологуба, как оказалось, были также непростые отношения с редакцией. Лишь на первых порах А. Волынский и Л. Гуревич привечали начинающего автора, полагая себя его литературными крестными. Однако, при внешнем поощрении творческих устремлений Сологуба, оба редактора считали его хотя и приемлемым, но чуждым по духу «Северному вестнику».

Неудивительно, что представленная в «Северный вестник» в декабре 1896 года статья «Не постыдно ли быть декадентом» (в ответ на «Литературные заметки» и «Письмо в редакцию») была отклонена Волынским[378]. В отношении декадентов он всецело солидаризировался с З. Гиппиус.

Автор «Тяжелых снов» искал поддержки в лице юных друзей, с которыми его связывала близкая эстетическая позиция. Однако в скором времени внутри декадентского «братства» возникли идейные расхождения. В июле 1897 года под влиянием уже наметившегося раскола в лагере недавних единомышленников Сологуб писал Вл. Гиппиусу: «Вы, к моему искреннему прискорбию, в последнее время начали отметать декадентство. Это — влияние Мережковских? И особенно Зинаиды Николаевны? <…> В Вас, кажется, засела злосчастная мысль о том, что время изменилось, что-то такое вышло из моды, нужно что-то иное, новое и т. д. А мне всегда смешно, когда говорят, что, например, декадентство вышло из моды. Дамские слова. Впрочем, З<инаида> Н<иколаевна> серьезно думает, что декадентство только в том и состоит, что какие-то шалопуты видят звуки и любят зло. Надо же идти по направлению к концу и сооружать храм».

В том же письме Сологуб, не без злорадства, передавал корреспонденту литературные сплетни и информировал об очередной своей неудаче в «Северном вестнике»: «З<инаида> Н<иколаевна>, как Вы знаете, в разрыве с Флексером[379], а стало быть, и с „Северным Вестником“. Флексер недогадлив и неблагодарен, — З. Н. всегда оказывала ему большую милость, служа для него, так сказать, мерилом эстетического достоинства разных штук в стихах и прозе. Всего за несколько дней до разрыва З. Н. еще раз спасла „Сев<ерный> Вестн<ик>“ от одной эстетической погрешности, раскрыв глаза Флексеру на многочисленные недостатки моей повести „На камни“[380]; а ведь сам-то Фл<ексер> спроста, пожалуй, напечатал бы ее после нескольких небольших волынских искажений. Вывод из этого тот, что Флексерова душа действительно черна от неблагодарности, — и еще то, что он будет очень прост, не испросив помилования»[381].