Борис Соколов - Мата Хари. Авантюристка или шпионка? Страница 46

Если бы я собиралась сделать что-то для немцев, то я оставалась бы здесь. Сам факт, что я хотела вернуться назад в Голландию, подтверждает мое честное намерение сделать именно то, что обещала. Но чтобы осуществить это, мне нужно было установить контакты с немцами. Только с этой целью я пошла на встречу с фон Калле и преподнесла ему историю, взятую из газет сорокатрехдневной или более давности. Каждый сколько-нибудь разумный человек сделал бы то же самое.

Чтобы одновременно доказать капитану Ладу свои способности, я выведала у фон Калле некоторые сведения, которые, несомненно, были интересны Франции. В любом случае, так они рассматривались полковником Данвинем. Он их срочно передал полковнику Губе, дав, правда, понять тому, что самостоятельно узнал об этих вещах.

Я передала фон Калле только устаревшие сведения, тогда как вашей стране я доставила информацию, которая была актуальной и абсолютно новой. По крайней мере, она была новой тогда, когда я передавала ее полковнику Данвиню. А сейчас сложилась такая ситуация, что ему досталась вся слава, а я сижу в тюрьме».

На следователя эта эмоциональная речь, однако, не произвела никакого впечатления. Он, как кажется, не поверил в комбинацию с герцогом Камберлендским. И нам тоже сегодня остается только гадать, существовал ли этот план у Маты Хари изначально или она придумала его в свое оправдание, уже находясь в тюремной камере.

Несчастье Маты Хари заключалась еще и в том, что ни один из мужчин, допрошенных по ее делу (а почти все они были ее любовниками), хотя и не признался в том, что делился с ней какими-то сведениями военного или политического характера, чтобы не быть самому обвиненным в пособничестве германской шпионке, в то же время не заявил, что не верит в то, что Мата Хари могла шпионить в пользу Германии. А ведь среди опрошенных свидетелей были такие солидные люди, как бывший военный министр Адольф-Пьер Мессими и действующий генеральный секретарь министерства иностранных дел Жюль Камбон, чьи голоса, возможно, повлияли бы на следствие.

Как полагал С. Ваагенаар, «Мата Хари просто не могла понять глубину своей фатальной ошибки, заключавшейся в том, что она на свой страх и риск начала создавать собственную систему шпионажа. Потому ее оптимизм был непоколебим. Другие шпионы тоже действовали как двойные агенты, но с ведома и с полного разрешения их начальства. Мата Хари – по меньшей мере в своей голове – тоже двинулась этим курсом, но она не проинформировала об этом французов. И у нее не было ни малейших шансов объяснить все это капитану Ладу».

Тут надо добавить, что Ладу и следователь Бушардон просто не хотели ее слушать. Им гораздо выгоднее было разоблачить неприятельскую шпионку, пусть и мнимую.

Как указывает Ваагенаар, Бушардон в своем отчете о ходе следствия трансформировал отрицательные ответы в положительные показания. Капитан Ладу, к примеру, настаивал, чтобы Мата Хари рассказала ему что-то о «Фрейлейн Доктор». Ее отрицательный ответ наткнулся на глухие уши. Она ведь просто должна была быть знакома с фрейлейн-шпионкой в Антверпене, потому что капитан Ладу так это себе представлял. А капитан Ладу был вне подозрений и непогрешим – пока сам однажды не оказался в тюрьме.

Бушардон рассматривал такие качества Маты Хари, как свободное владение пятью европейскими языками и наличие у нее любовников во всех европейских столицах (тут капитан явно преувеличивал – такого количества любовников у нашей героини все-таки не было; нет, например, никаких сведений, что у нее были любовники в Петербурге), как косвенные доказательства того, что она является шпионкой, причем непременно немецкой.

Пока Мата Хари ожидала суда, к ней наконец пришло несколько писем. В конце мая голландское консульство через директора тюрьмы переслало ей первое письмо, датированное 9 мая. Оно было от фирмы «К. Х. Кюне и сыновья» в Гааге и касалось неоплаченного ею счета за платья и меха. 23 мая по этому же поводу написал адвокат Маты Хари в Гааге Хейманс. Он пытался отстоять интересы своей клиентки. К письму он приложил тот же счет фирмы «Кюне и сыновья». Полагая, что «вам, возможно, известен адрес мадам Зелле», Хейманс просил голландского консула в Париже передать Мате Хари этот счет. В том случае, если она не сможет его оплатить, адвокат тревожился по поводу судьбы ее имущества. Он писал: «Так как фирма „Кюне“, вероятно, собирается компенсировать причиненный ей ущерб за счет вашего имущества, я был бы вам очень обязан, если бы вы дали мне свой ответ как можно быстрее». 14 июня Хейманс послал еще одно письмо. Мата Хари все еще верила, что не останется в тюрьме надолго. И пыталась защитить свое имущество в Голландии. 22 июня она написала довольно раздраженное письмо в голландское посольство, где просила проинформировать все стороны конфликта вокруг неоплаченных счетов о ее теперешнем положении. Только с этого момента голландское правительство заинтересовалось ее делом.

30 июня генеральный секретарь министерства иностранных дел Голландии Ханнема отправил в Париж телеграмму, где указал, что «приветствовал бы, если бы его постоянно держали в курсе событий», поскольку «различные голландские газеты публикуют статьи об аресте вышеупомянутой дамы».

Но только утром 24 июля адвокат Клюне, отвечая на запрос из посольства, сообщил, что он «приобщил к делу своей клиентки оба послания из посольства» и что «она сегодня в час дня предстанет перед Третьим военным судом в министерстве юстиции». Как полагал адвокат, процесс продлиться два дня.

Эмиль Массар, встретившийся с Эдуардом Клюне на суде, так характеризовал его: «Во время перерыва, ко мне подошел защитник. Если воспользоваться словами Дюма из его „Нельской башни“, это была благородная голова старика. У него на груди была медаль за войну 1870 года, и он проявил себя очень крупным специалистом по международному праву. Он доверял… Он всегда доверял! Даже прежде чем открыть ее дело, он утверждал о невиновности Маты Хари. Он настолько был убежден в ее невиновности, что именно поэтому, в системе военного правосудия, он сам, как стало известно, попросил председателя коллегии адвокатов назначить его официальным ее защитником.

Адвокат с большим талантом, он желал защитить эту женщину, которой он восхищался уже давно, поэтому у него было, без сомнения, внутреннее и абсолютное убеждение, что она невиновна. Его чистосердечность была трогательной, его самоотверженность – волнующей и достойной лучшего применения.

– Что же вы думаете об этом, господин майор? – спросил он меня с улыбкой, полной надежд.

– Я думаю, что она большая плутовка, и скверная!

Я тотчас же пожалел о моей искренности, так как почувствовал, что огорчил его.