Николай Богданов - О смелых и умелых Страница 47

Назначение лекарств объяснял без слов. Найдя таблетки от боли в желудке, показывал на живот, от головной боли - на голову. Однажды, изобразив дрожь во всем теле, сам проглотил и других одарил беленькими шариками. Ленька лизнул и определил - хина. Все обрадовались - малярия трепала жителей лагеря нещадно. От хины, глядишь, полегчает.

Найдя какие-то скляночки, шприц, длинные иголки, немец прижал их к груди, стал корчиться, изображать что-то страшное, но смотреть на него было смешно.

Догадался Власыч:

- А ведь это он, знаете, лекарство против столбняка нашел. Право.

И велел прибрать хорошенько такое дорогое и полезное лекарство.

- А может, лучше не убивать этого немца, дядя Власыч? - сказал после этого Ленька. - Глядишь, может, он еще к чему пригодится.

- Нынче уже поздно, - Власыч посмотрел, высоко ли солнце, - да мне и некогда, а вот ужо завтра утречком я его отведу от греха подальше в лес...

Наступила вторая ночь, когда Леньке пришлось думать, какое бы дело найти Фюнфкиндеру, чтобы сохранить ему жизнь. Но выручил себя сам немец. Утром он нарисовал на клочке бумаги проект водокачки и показал Власычу. Старик долго хмурился, разглядывая чертеж. А Фюнфкиндер, показывая рукой на болото, изображал тошноту, хватался за живот и всячески гримасничал, доказывая, что эту воду пить никак нельзя. Сам же он за весь прошлый день не выпил даже ни капли. И шоколад ел, и сухари грыз, а пить из болота не мог. Сидел, раскрылившись от жары, как больной грач, и слюнки глотал.

Сжалились над ним девчонки.

Набрали черники и угостили немца ягодой.

- Она кисленькая, - сказала Манечка, внучка Власыча, - когда пить хочется, очень помогает.

Немец поел ягод из горсти и украдкой погладил Манечку по голове.

Власыч в чертеже разобрался:

- Это, конечно, хорошо. Детишки дюже от воды хворают... Нам бы это во спасение. Вот и фильтр тут. Вот и отстойник. Ну, да где же это нам материалов взять? Трубок всяких и прочего...

- А из самолетных обломков! - обрадовался Ленька. - Из них даже велосипед можно собрать.

Посоветовались на этот счет с командиром отряда, и пленный Фюнфкиндер под охраной старика и мальчишки был направлен "в командировку" к разбившемуся самолету - отыскать там все, что нужно для аппарата.

Понабрал Фюнфкиндер множество всего. И трубок, и планок, и винтов, и гаечек, и листы алюминия. Разыскал даже среди обломков уцелевший инструмент: плоскогубцы, кусачки, отвертки, молотки, паяльную лампу. И возвращался довольный, как с ярмарки.

Водокачку он соорудил, потрудившись несколько дней вместе с Ленькой и другими добровольцами весьма успешно. И на свою беду. Когда из алюминиевой трубки - стоило покачать рычажок - пошла светлая, пахнущая хлором вода, Власыч даже засмеялся:

- Ишь хитрец, видать, не соврал, что механик. Ну, раз так, мы ему дело найдем!

Он давно мечтал исправить снятый с самолета крупнокалиберный пулемет и сшибать из него самолеты. До чего ж они завидно низко летят. Боятся наших "ястребков" и прямо по верхушкам сосен тянут. Везут окруженным в Демьянске гитлеровцам разные припасы. Метко стрелял Власыч тетеревов, глухарей, рябчиков. Но что это за дичь по сравнению с "птичкой", начиненной колбасой, ветчиной, консервами!

- Вот, - сказал он, притащив пулемет, - исправь-ка это ружьишко, отлично поохотимся!

Фюнфкиндер опустил голову. Чинить пулемет отказался. Ну и обозлился же Власыч:

- Ах, вон ты какой! И в плену заодно с гитлеровцами! Нам помогать не желаешь, значит, против нас? Немец есть немец, как его ни уважь - не будет он наш! Убью гада. Не могу вместе с ним дышать одной атмосферой!

Ленька стоял опустив руки, не зная, как защитить Фюнфкиндера. Вмешался Фролов:

- А чего ты кипятишься, Власыч! Нельзя заставить пленных воевать против своих, таков закон.

- Мы, партизаны, сами вне закона. Если ему Гитлер милей своей жизни, какой может быть разговор?

- Правильно! Верно! - поддержали старики партизаны. - Если ему фашисты дороже нашего товарищества, зачем он нам нужен?

- Да что вы пристали к нему? - вмешалась вдруг старая-престарая бабка Марья, мать Власыча. - Что он, профессор какой, во всем, как вы, разбираться? Обыкновенная несознательность. Боится - уважит он вас, починит ружье, а вы пальнете, да в его товарища. В самолетах-то не одни гитлеры летят. Немцы разные бывают. Так-то.

- А нам разбираться некогда. Они-то нас - старого-малого подряд бьют, мамаша!

- Вот на то мы и русские, что виноватого от безвинного отличить можем! Не расходись, Петяшка, имей человеческую совесть! - прикрикнула старуха на своего седовласого сына, как на мальчишку.

- А вы бы его, мамаша, в сознательность привели, где его совесть, да!

- Экой ты скорый. Ты сколько лет при Советской власти жил? Ну то-то, а он нисколечко. Откуда же ему взять все в толк сразу? К таким снисходительность надо иметь, терпенье!

- Ох, не стерплю! Чую, не даст стерпеть ретивое!

С ворчанием Власыч принялся за починку пулемета, отобрав у немца весь инструмент.

А Фюнфкиндер понял, наверное, что Власыч - его смерть. Глядеть на него боялся. Старался скрыться среди женщин и ребятишек. Женщинам понаделал из алюминиевых листов с разбитых самолетов кастрюли-самоварки, бездымные жаровни, чтобы дымом лагеря не выдавать. Мальчишкам понаделал ножиков складных. Блесен для ловли щук смастерил. Девчонкам серьги, колечки. Трудился не переставая. И постепенно стал всем нужен.

Угодил и старикам, смастерив портсигары из небьющегося стекла.

Власыч по-прежнему косился злым взглядом, но больше не задевал. Только ворчал иногда:

- Постойте, вот убежит, карателей приведет, тогда вспомните мои слова, да поздно!

Ленька посмеивался. Он готовил еще один сюрприз - починял вместе с Фюнфкиндером рацию, снятую с самолета. Вот будет чудо, когда станут слушать Москву!

У ребят с Фюнфкиндером завелись и не такие тайны.

Однажды девчонки, набрав грибов, отправились в большое село Муравьеве добыть хоть немножко соли.

Там была немецкая комендатура, стоял гарнизон, в каждом доме солдаты. Они бойко выменивали на мыло, на соль, на иголки и зажигалки сало, масло, яйца и посылали домой.

Страшновато было ходить туда партизанским семьям, но все же пробирались и выменивали что надо. У некоторых была там родня, у других знакомые.

Заметив, что немец сильно тоскует по своим детишкам, ребята уговорили его написать в Германию письмо, что, мол, жив-здоров и надеется увидеться после войны. А девчонки это письмо доставили в Муравьево, а там сумели его опустить в германскую фельдпочту. Фюнфкиндер повеселел. Даже песни стал петь потихоньку. И обучил Манечку, которая напоминала ему младшую дочку - такая же беленькая, - немецкой песенке про елку: "О танненбаум, о танненбаум".