Михаил Колесников - Лобачевский Страница 47

Нужно в первую голову позаботиться об учебном округе: занятия в гимназии, в народном училище и других учебных заведениях прекращены. Лобачевского официально облекают диктаторскими полномочиями.

Все входы в большой квартал университета по его приказанию заперты, повсюду — часовые, дежурные. Воду, съестные припасы подвозят на отдельный двор. Рассыльные размещены в отдельном помещении — в анатомическом театре. Выходить рассыльным на улицу разрешается лишь в «дехтяном» платье. Все вещи должны омываться хлоровыми растворами, письма — окуриваться.

Учреждены две больницы для холерных — одна в клинике университета, другая в главном корпусе. Профессора и адъюнкты, чиновники размещены прямо в аудиториях. Своекоштные — с казенными и пансионерами. Ведется строгий учет продуктам, лекарствам.

Врачебный надзор поручен Фуксу и фельдшерам.

Таким образом, университет превратился в неприступную крепость. На его территории скопилось около шестисот человек: не только студенты, адъюнкты, чиновники и профессора, но и родственники всех «университетских».

Дряхлый Алексей Федорович Моисеев не пожелал разлучаться с сыном-студентом Николаем, пришел в университет, привел с собой Варю.

Лобачевскому пришлось уступить Моисеевым свою квартиру. Сам он спит в физическом кабинете. Впрочем, спать почти не приходится. На него смотрят с надеждой, от него ждут избавления, все жмутся к нему: огради от страшной, мучительной смерти!..

В Казани холера косит обывателей. Трупы сжигают, засыпают известью. Город дышит страшным дурманным запахом тлена. Раскаленный ветер гонит по пустынным улицам тучи красной пыли. Лишь изредка промелькнет одинокая бесформенная фигура в черном просмоленном плаще с капюшоном, будто прошла сама смерть. Смерть бродит возле наглухо закрытых ворот университета. Тут идет своя жизнь. Жена Фукса, Александра Андреевна, читает стихи; стишки плохие, но Николай Иванович приходит в деланный восторг, расхваливает каждую строчку. Его поражает мужество этой женщины. А она отвечает благодарным взглядом: наконец-то оценили по достоинству! «Почему Николай Иванович не бывает на вечерах Фуксов?.. Вот закончится эпидемия… милости просим…»

Общая опасность сблизила людей, сделала их мягче, доступнее. Лобачевский и Фукс все время рядом, вспоминают те дни, когда Николай Иванович «заметно предуготовлял» себя в фельдшеры. Сейчас это не может не вызвать улыбки.

А смерть уже постучалась в ворота, обманув бдительность часовых, вползла в главное здание. Первой ее жертвой сделался экстраординарный профессор Протасов. Он скончался в ночь на 14 сентября. Его скорченный, посиневший труп пришлось сжечь. Лобачевский и Фукс в «дехтяных» халатах под покровом темноты сами вынесли Протасова из больницы и положили в костер.

Первая жертва…

Все шестьсот человек словно обезумели, готовы были сломать ограду и разбежаться кто куда. Чтобы внести успокоение, Николай Иванович сказал, что каждый, кто вздумает бежать, будет убит на месте. Он ненавидел тупой панический страх, стыдился его.

Семидесятипятилетний Моисеев хватал Лобачевского за руку, умолял дрожащим голосом:

— Спаси ее, спаси… Николеньку спаси, благодетель наш, отец наш…

Когда-то Алексей Федорович значился оренбургским губернским предводителем дворянства. Сейчас это был просто жалкий старик, который боялся за жизнь своих детей.

А его дочь Варя вовсе не страшилась холеры. Она с восторгом наблюдала за Николаем Ивановичем; высокий, тонкий, он появлялся всюду, одним своим видом, непреклонным взглядом вселял бодрость. Он казался ей неким бесстрашным романтическим героем, рыцарем. Ей было даже весело. И когда он ласково заговаривал с ней, стараясь ободрить, она чувствовала, как сердце начинает биться сильнее. Она его любила. Полюбила еще с того дня, когда он появился в доме Моисеевых вместе с Мусиным-Пушкиным. Это была робкая, затаенная любовь, безответная. Он даже не догадывался, не мог бы догадаться. И очень хорошо! Свой секрет она не открыла никому, даже брату Ивану Ермолаевичу Великопольскому. Он-то, Великопольский, первый и заронил в сердце девушки интерес к Лобачевскому. Сперва был только интерес: Николай Иванович — необыкновенный человек, пишет стихи, считается талантливым профессором, обладает удивительной памятью; он думает не так, как все люди. А рассказы о его юношеских проделках, о его бесстрашии!.. И вот его избирают ректором, он становится первым лицом в университете, и даже Михаил Николаевич слушается его.

Когда Лобачевский заходил к Моисеевым, Варя мертвела, страшилась, что по одному выражению ее лица он все поймет. Иногда выпадало счастье: они, взяв гувернантку, бродили по березовой аллее. Слепила глаза белая колышущаяся стена, казалось, что аллея уходит к самому небу. Он читал свои ломаные, тревожные стихи, больше обращаясь к гувернантке, нежели к Варе. Но ей даже в голову не приходило, что такой необыкновенный человек может питать какие-то чувства к гувернантке. Это было бы чудовищно и несправедливо.

С Варей Николай Иванович всегда обращался как со взрослой, не подчеркивал разницу лет, потому что неосознанно молодился, хотел казаться самому себе бодрым, полным сил.

Да и ее разница в годах мало смущала. Так женились и выходили замуж все. Считалось, что муж должен быть старше, мудрее. Муж — опора, защита, хозяин. Чем солиднее, тем больше уважения в обществе.

Когда приезжали сестры, братья Вари, то обязательно ехали в университет к Лобачевскому, слушали его рассказы о магнетизме и электричестве. Варя была самой внимательной слушательницей. Николай Иванович представлялся самым умным, самым изысканным и красивым.

А сейчас он прекрасен, как некий добрый дух, под чьим сверкающим крылом находишься в полной безопасности, не страшишься даже самой смерти. Живешь или умрешь — все равно он будет рядом. Да с ним и не верится в возможность гибели. И она решила: только он!

Моисеев внимательно наблюдал за дочерью. Однажды, после того как Лобачевский похоронил еще одного профессора, скончавшегося от холеры, Алексей Федорович сказал:

— Чем не жених, Варвара?!. Не гляди, что в возрасте. Я второй раз оженился на твоей матушке Надежде Сергеевне, царство ей небесное, когда мне перевалило за пятьдесят. И после того еще кучу детей народил. Николай Иванович — мужчина серьезный. Дворянство добудет. Да и не в нем счастье, ежели разобраться как следует…

И старик принялся подсчитывать, сколько Лобачевский получит в приданое за Варей. Имение Полянки Спасского уезда Казанской губернии — сто тридцать девять крепостных крестьян; сорок семь крестьян в Старицком уезде Тверской губернии; тридцать девять крестьян в Сычевском уезде Смоленской губернии; каменный трехэтажный дом в Казани…