Вадим Кирпиченко - Разведка: лица и личности Страница 48

Среди сотрудников КГБ преобладало мнение, что Шелепин на посту председателя человек временный и что после перетряски руководящих кадров и проведения серии реорганизаций он уйдет из КГБ.

Безразличное отношение к Шелепину сменилось на неприязненное, когда он начал передавать другим организациям служебные помещения КГБ, а также санатории и дома отдыха. Дело в том, что служебных помещений в КГБ и так остро не хватало, а рядовые сотрудники могли только мечтать провести свой отпуск в хорошем санатории на юге.

К чему привела такая щедрость, знает каждый ветеран органов госбезопасности. В бытность мою начальником нелегальной разведки в середине 70-х годов я получил однажды служебный рапорт от молодого сотрудника грустно-анекдотического содержания. Он звучал примерно так: «Докладываю, что во вверенном Вам управлении я работаю уже полтора года, и в комнате, к которой я приписан, у меня до сих пор нет не только сейфа и стола, но даже и стула. Каждый день, приходя на работу, я мучительно ищу место, где бы я мог примоститься. Прошу Вас принять необходимые меры, чтобы…»

Положение действительно было отчаянным, и ни о какой необходимой секретности и конспирации в работе в данных условиях не могло быть и речи. Однако столь земные материи были очень далеки от Шелепина, и чекисты ощущали это повседневно.

Мое общение с Шелепиным и с другими тогдашними руководителями КГБ связано с 1960 годом — годом Африки. До этого периода отношение к африканским проблемам в органах госбезопасности было довольно спокойным, так как наши разведывательные и контрразведывательные интересы сосредоточивались на США, Европе и Китае. С Африкой мы явно запаздывали. В МИД СССР действовали уже два африканских отдела, а в Министерстве внешней торговли даже три, а в КГБ — только маленькое направление из пяти человек, начальником которого я был назначен сразу после возвращения из Каира весной 1960 года. При этом надо заметить, что именно с позиций каирской резидентуры мы поддерживали деловые контакты почти со всеми представителями африканских национально-освободительных движений, которые нашли гостеприимный приют на египетской земле.

Однажды, в августе 1960 года, Шелепин поставил перед руководством разведки ряд задач по Африке, поинтересовался, как организована разведывательная работа на Черном континенте, и с изумлением узнал, что в ПГУ нет самостоятельного отдела, ориентированного на африканскую проблематику. Он счел такое состояние дел проявлением политического недомыслия и дал команду немедленно создать полноценный африканский отдел в разведке и впредь активно заниматься африканскими проблемами. Меня тут же вызвали из отпуска, добавили в мою группу несколько человек и назначили исполняющим обязанности начальника нового отдела.

Трудностей на пути создания полноценного отдела было множество, и в первую очередь потому, что в стране никто не готовил специалистов по Африке, в том числе и со знанием африканских языков. Именно в этот период кто-то из новых сотрудников отдела рассказал мне историю о том, что в 1941 году после победы под Москвой абиссинский негус прислал Сталину поздравление на амхарском языке. Сталин, естественно, потребовал перевод, и после тщетных попыток найти переводчика Молотов доложил ему, что единственный в Москве знаток амхарского языка несколько дней тому назад погиб в рядах ополчения при защите Москвы. Не знаю, правда это или анекдот, но эта история верно отражала состояние африканистики в государстве.

Начали мы изучать политическую обстановку в Африке и, как у нас принято (здесь мы всегда были впереди планеты всей), составлять многочисленные оперативные планы, увы, не обеспеченные реальными и конкретными исполнителями. Людей не было, и никто не хотел их нам давать. В конце концов я вместе с несколькими товарищами получил полномочия отобрать в Министерстве иностранных дел, Министерстве внешней торговли, в академических институтах и других учреждениях два с лишним десятка человек для работы на африканском направлении. Сейчас приятно сознавать, что многие первые наши африканисты, которых я пригласил в отдел еще молодыми людьми, стали замечательными разведчиками, в дальнейшем (после Африки) работали во всех частях земного шара и даже существенно пополнили генеральскую прослойку в разведке.

Но это все было потом, а в начале пути кадров для посылки за рубеж катастрофически не хватало, и начальник разведки несколько раз вынужден был обращаться за помощью к Шелепину, который продолжал настойчиво интересоваться африканскими делами. Конечно, его занимала не сама разведывательная работа, а ее конечный продукт — информация о развитии политических процессов в Африке и, главное, о состоянии национально-освободительного движения и столкновении интересов империалистических держав на континенте. В ответ на очередную жалобу по поводу кадрового голода Шелепин вспылил, сказав, что мы плохо ищем, и пообещал сам заняться данной проблемой: «Я вам докажу, что кадры африканистов в стране есть!»

И… доказал. Через несколько дней по указанию Шелепина в отдел прибыл новый сотрудник — кандидат наук, на вид сугубо штатский человек с растерянным взглядом за толстыми стеклами очков, журналист-международник уже с готовым журналистским прикрытием.

Неофит знал Африку лучше всех нас вместе взятых, был увлечен идеей написать докторскую диссертацию на африканскую тему, и ему были органически чужды наши порядки, военная дисциплина, соблюдение субординации, не говоря уже о таких деликатных вещах, как подбор тайников, проверка агентуры и изучаемых лиц, а также способы отрыва от наружного наблюдения. Но так или иначе — это был личный посланник Шелепина, к нему надо было относиться бережно и немедленно выпустить на оперативный простор в Африку.

Прошло несколько месяцев, и из важной для нас в политическом и оперативном отношении страны стали приходить тревожные телеграммы о том, что новоиспеченный разведчик ничего не делает в области разведки и полностью игнорирует указания резидента. Ученого африканиста вызвали в командировку в Москву для прояснения ситуации и проведения воспитательной работы.

В ответ на мои обычные в таких случаях вопросы я получал нестандартные ответы: «Я не намерен выполнять распоряжения, которые мне даются тоном военной команды… Я не хочу, чтобы мне постоянно напоминали, что я старший лейтенант… Мне это неприятно… А главное (тут собеседник перешел как бы на доверительный тон), я не могу выполнять приказания человека, который стоит значительно ниже меня по уровню интеллектуального развития!..»