Владимир Томсинов - Аракчеев Страница 48

Подстегнутые этими словами, заговорщики ринулись к государевой спальне. Дверь в нее была заперта, напор плеч — и она распахивается. Заговорщики бросаются к постели — она пуста! Вновь замешательство, и опять выручает всех Беннигсен. Спокойно подходит он к постели и щупает ее рукою: «Гнездо теплое, птица недалеко!» Несколько шагов по комнате — и взгляду Беннигсена, а затем и других предстает испуганный император, стоявший в ночной сорочке за ширмой…

Расправа была жестокой. Врачи, проводившие бальзамирование убитого, обнаружили побои на всем теле: следы ударов на голове, сильный ушиб виска, красные пятна на боку и на бедрах, кровоподтеки на коленях, широкий кровоподтек вокруг шеи. Многие удары были нанесены уже по мертвому телу…

Так погиб российский император Павел I.

Деньги, выделенные на его убийство, не пропали даром. Его старший сын, взойдя на императорский престол, уже не помышлял о разрыве с Англией…

Первый консул Франции Наполеон Бонапарт, получив известие о смерти российского императора Павла, пришел в ярость. «Они промахнулись по мне в Париже 3 нивоза[113], — гневно кричал он, имея в виду англичан, — но попали в меня в Петербурге!».

Бывший британский посол в России Чарлз Уитворт приятную для себя весть о гибели Павла I получил в Лондоне. Ровно через год после этого его назначили послом в Париж. 13 марта новый посол Великобритании представлялся первому консулу Франции. Наполеон Бонапарт кричал на него так, будто лорд Уитворт прибыл в Париж только для того, чтобы организовать его убийство…

Ольга Жеребцова новость о смерти императора Павла узнала в Берлине на балу у короля Пруссии. Она немедленно объявила о случившемся присутствовавшим на балу. При этом в ее голосе было столько радости, что гости подумали — женщина сошла с ума. Разразился большой скандал. К счастью для Ольги Александровны, ни прусский король, ни его гости не знали тогда о том, что русский император был убит и что в числе убийц были ее родные братья.

Петербургская аристократия, узнав о кончине ненавистного ей самодержца, впала в радостное безумие. Радовались и многие не слишком знатные дворяне. К вечеру 12 марта было выпито все имевшееся в городе шампанское, которое здесь никогда прежде — с тех пор как петербуржцы начали его пить — до конца не переводилось.

Утром 12 марта о смерти императора Павла сообщили стоявшим в столице войскам. Одновременно начали представлять им нового императора. Лейб-гвардии Семеновский полк, шефом которого был Александр Павлович, ответил, как и надлежало, криком «ура!». В остальных полках на сообщение о кончине Павла ответили молчанием. Но оцепеневшие шеренги и подрагивавшие линии штыков предельно ясно выражали господствовавшее настроение — гренадеры безмолвно… плакали!

Павел что-то знал о готовившемся против него заговоре. И даже догадывался, что во главе заговорщиков стоит назначенный им военным губернатором Санкт-Петербурга граф Петр-Людвиг Пален. Но император был уверен, что ему и его сторонникам удастся отразить смертельный удар. Когда же Павел засомневался в этом, он вспомнил о графе Аракчееве. По некоторым свидетельствам, Его Величество вызвал Аракчеева 11 марта 1801 года к себе. Но было уже поздно — заговорщики начали действовать. Им ничего не стоило задержать Аракчеева на несколько часов на заставе при въезде в столицу. По словам Н. И. Греча, «заговорщики, то есть Пален и пр., приступая к подвигу, разослали приказание по заставам — никого не впускать в город. Полагают, что они хотели удержать за шлагбаумом графа Аракчеева, за которым послал император Павел»[114].

Однако в бумагах Аракчеева не сохранилось каких-либо подтверждений того, что Павел вызывал его накануне своей гибели в столицу.

Среди автобиографических заметок, начертанных графом на прокладных белых листах принадлежавшей ему книги Святого Евангелия, мы находим такую запись: «Марта 11-го числа 1801 года по полудни в 12 часу кончина императора Павла I». На самом деле Павел был убит около часа ночи или немногим позднее половины первого, то есть когда наступило уже 12 марта. Судя по приведенной записи, Аракчеев не знал ничего о действительных событиях в Михайловском замке в ночь с 11 на 12 марта 1801 года. Но позднее он узнает об убийстве Павла все, что только мог в своем положении узнать. Это можно утверждать с полной уверенностью. И с такой же определенностью можно судить об отношении Аракчеева к этой трагедии.

В 1856 году декабрист Г. С. Батеньков, служивший до событий 14 декабря 1825 года в Петербурге под началом Аракчеева и часто с ним общавшийся, заметит: «Об Аракчееве думают, что он был необыкновенно как предан Александру: никто теперь не поверит, ежели сказать, что он ненавидел Александра; а он именно его ненавидел. Я вам это говорю не как догадку, а как факт, который мне хорошо известен, потому что я знал Аракчеева коротко. Павлу он был действительно предан, а Александра он ненавидел от всей души и сблизился с ним из честолюбия. Он радовался, когда Александр принимал какие-нибудь строгие меры, но радовался потому именно, что оне навлекали на Александра нарекания и возбуждали против него неудовольствие».

Это утверждение Батенькова кажется на первый взгляд парадоксальным — ведь именно при Александре Аракчеев достиг высшего значения в системе управления империей, при Павле же служба его закончилась позорным изгнанием со всех должностей. Но вот что любопытно: оказывая почтение Александру, Алексей Андреевич до конца дней своих глубоко чтил память Павла. Он тщательно хранил все бумаги, отмеченные рукой Павла, все его записочки, письма, предписания. В то время когда в обществе старались не вспоминать публично об убиенном императоре, щадя чувства императора живого, причастного к убийству своего отца, Аракчеев специально позаботился о том, чтобы в его имении о Павле напоминало как можно больше предметов.

Один бюст императора Павла Алексей Андреевич распорядился поставить в саду, под окнами своего дома. Другой был сооружен по приказу графа в стене Грузинского собора.

Ниже его сделали жертвенник, около которого установили барельеф преклонившегося воина со щитом; на щите выбили графский герб Аракчеева, а на жертвеннике — надпись: «Сердце мое чисто и дух мой прав пред тобою». Слова весьма странные — слуге убиенного императора, удаленному им из столицы за полтора года до страшной мартовской ночи в Михайловском замке, не было нужды оправдываться перед ним. Надпись на памятнике была явно демонстративной — Грузино часто посещали столичные сановники и сам император Александр I, у которых сердце и дух, в отличие от Аракчеева, как раз-то и не были чисты и правы перед Павлом.