Любовь Калинина - Владимир Климов Страница 48

В Московском высшем техническом училище работал в качестве преподавателя курсов „Уравновешивание конструкции авиадвигателей”».

Все перипетии этих лет остались за строчками дневника. А работалось и жилось в тот период непросто. Атмосфера в институте, да и в стране становилась все более гнетущей. Направленный в длительную командировку во Францию в октябре 1928 года Владимир Яковлевич покидал родину с тяжелым сердцем. И предчувствие его не обмануло.

«Вакханалия» советской власти

В Москве полным ходом шла повсеместная борьба с вредителями. Точкой отсчета стало «шахтинское дело», а уж затем – нашумевший процесс врагов народа из числа членов Промпартии.

Борьба с «вредителями» началась 18 мая 1928 года в Колонном зале Дома союзов. Здесь проходил так называемый «шахтинский процесс». Судили старых специалистов по добыче угля – инженеров и техников – «врагов с логарифмической линейкой», как именовали их в печати.

На скамье подсудимых было необычайно многолюдно для показательного процесса – 53 человека. До ареста они работали в Шахтинском и других районах Донбасса. Подсудимые вели себя по-разному. Шестнадцать из них целиком и полностью подтвердили свою вину. Они сознались, что срывали добычу угля, устраивали в шахтах завалы, в результате чего гибли люди. Но около половины обвиняемых отказались от своих признаний, сделанных на следствии. 5 июля председатель суда Андрей Вышинский объявил приговор. Четверых подсудимых, в том числе двух немецких граждан, оправдали. К расстрелу приговорили 11 человек (шестерых из них позднее помиловали), остальные получили различные сроки лагерей.

«Вредителей» после «шахтинского дела» стали обнаруживать и судить повсюду. Говорили, что они создавали недостаток товаров в магазинах, без пользы расходовали казенные деньги, иногда из-за них отключался свет в домах, не было топлива, опаздывали поезда. В ходе борьбы с «вредительством» техническая интеллигенция прошла такую же коренную «переделку», как и крестьянство во время раскулачивания. После заявления Сталина, что «„шахтинцы” сидят теперь во многих отраслях промышленности, многие из них выловлены, но далеко еще не все», недостатка во «внештатных чекистах» не наблюдалось. Многим захотелось «настучать» на соседа, чтобы занять его комнату, пересесть в кресло начальника.

Развернувшаяся кампания не миновала и авиационную промышленность. В 1928–1929 годах на основании доносов и тенденциозного изложения ряда фактов были арестованы Николай Николаевич Поликарпов, Дмитрий Павлович Григорович, сотрудники их КБ, инженерно-технические работники других заводов. Такая же участь постигла и моторостроителей Стечкина, Брилинга и Бессонова. Оказался под арестом в 1929 году и создатель первого советского двигателя Аркадий Дмитриевич Швецов. Спасло его то, что во время допросов он сумел продержаться и не подписать какой-нибудь «напраслины», а также заступничество директора завода № 24 Иосифа Израилевича Побережского, у которого Швецов работал одновременно и главным конструктором, и главным инженером. Побережский потребовал тогда в ультимативной форме, под угрозой остановки завода, вернуть Швецова на место. В то время так можно было поступить – маховик репрессий еще не был запущен на «полную катушку». Сыграло свою роль и то, что завод № 24 им. М. В. Фрунзе был в то время основным моторостроительным заводом в стране.

Несмотря на шумную пропагандистскую кампанию, многие из руководства страны понимали, что арестованные инженеры невиновны, а исключение из активной деятельности в авиационной промышленности большого числа специалистов ставило под угрозу срыва выполнение плана первой пятилетки по опытному самолето– и моторостроению.

Поэтому из арестованных инженеров-самолетостроителей в Бутырской тюрьме создается особое конструкторское бюро (ОКБ), которому было выдано задание на разработку нового истребителя. После завершения проектирования ОКБ перевели на завод № 39 «Авиаработник», разместили в 7-м ангаре, превращенном во внутреннюю тюрьму, и расширили за счет привлечения вольнонаемных специалистов. Новая организация получила название центрального конструкторского бюро (ЦКБ). «ЦКБ от ОГПУ», – ехидничали заводские остряки. За очень короткий срок был создан истребитель ВТ-11, что означало: «внутренняя тюрьма, 11-й проект». После успешных испытаний он получил обозначение И-5 и в течение ряда лет строился серийно. Аналогичное тюремное КБ было организовано из арестованных моторостроителей. В этом КБ Стечкин, Брилинг и Бессонов проектировали мощные двигатели под общей аббревиатурой ФЭД (что означало Феликс Эдмундович Дзержинский).

Владимир Яковлевич, находясь уже в Париже, о чем-то узнавал из советских газет, а о чем-то догадывался, читая «между строк». Французская пресса тоже была необъективна. А газеты белогвардейской направленности просто исходили злобой. Приходилось питаться слухами, которые привозили с родины знакомые.

Репрессии продолжались…

Сигналом к реабилитации специалистов послужили слова Сталина, сказанные им в 1931 году: «…Года два назад наиболее квалифицированная часть старой технической интеллигенции была заражена болезнью вредительства. Более того, вредительство составляло тогда своего рода моду». Одновременно он как бы подвел черту под кампанией, заметив: «Было бы глупо и неразумно рассматривать теперь чуть ли не каждого специалиста и инженера старой школы как не пойманного преступника и вредителя»…

Парижские реалии и тайны

Франция внимательно следила за восточным соседом, развитием воздухоплавания в СССР и в свое время была крайне обеспокоена деятельностью Юнкерса в нашей стране. Российско-германское сотрудничество в самолето– и моторостроении и, как следствие, усиление немецких фирм-конкурентов раздражало представителей Антанты. И потому находились различные и, надо признать, вполне действенные методы влияния на ситуацию.

Так, французская группа представителей Антанты в Германии, докладывая в Париж, «что из всех германских фирм в России наиболее энергично в области воздухоплавания работает „Юнкерс”, являющийся главным поставщиком Красного воздушного флота и его резерва – гражданского воздухоплавания», обращала самое серьезное внимание своего правительства на эту опасность. Миссия настаивала на срочном принятии следующих мер: «Аэропланы Юнкерса изготавливаются из дюралюминия, который фирма „Юнкерс” получает из оккупированной нами зоны. Следует полностью прекратить доставку этого металла в неоккупированную область Германии и таким образом вынудить сокращение производства».