Арнольд Веймер - Мечты и свершения Страница 48

Политическая учеба в тюрьме

Из задуманного Прессом «воспитания» политзаключенных так ничего и не получалось. Видимо, это стало главной причиной того, что в Центральной тюрьме начали строить новый корпус, по слухам предназначавшийся для нас, политзаключенных. Корпус строился как отделение одиночек. Это был точно рассчитанный удар тюремных властей по политзаключенным.

Размещение по одиночкам серьезно затрудняло их общение. И хотя в общей камере было тяжело от тесноты, духоты, мы предпочитали их одиночкам, которые крайне изматывали нервную систему. Общая камера была своеобразной школой, где мы много и очень сосредоточенно работали с книгой, накапливая знания. Из политзаключенных занимались все. Обладавшие большими знаниями делились ими с товарищами. В тюремной библиотеке можно было выписать учебники по общим и специальным дисциплинам. В камерах сложился порядок, когда определенное время дня было полностью отведено для занятий, и по негласному уговору все старались в это время поменьше мешать друг другу. Обычно занятия шли по группам, в одних группах изучали математику, вплоть до курса высшей математики, в других — историю и языки. Все стремились изучать языки. Мы использовали разрешение тюремной цензуры передавать нам с воли книги на немецком, французском, английском языках (если они не имели явно «антибуржуазного» названия). Почти все мы, выйдя из тюрьмы, могли читать со словарем немецкие, английские и французские тексты. Хендрик Аллик изучал еще и испанский язык.

Помню, мне поручили перевести на эстонский язык книгу Э. Эррио о его поездке в Советский Союз. Интерес к ней был очень велик. Мой перевод этой книги в рукописи обошел почти все камеры политзаключенных. Правда, содержание книги было значительно скромнее, чем можно было ожидать, судя по заглавию. Однако написанная с позиций благожелательного буржуа и включавшая отдельные важные факты, она все равно представляла для нас большой интерес. Из французской и немецкой буржуазных газет мы получали информацию о происходившем на белом свете.

Мы остро нуждались в коммунистической литературе. Но проникала она в тюрьму, преодолевая многие рогатки. О том, как она была нам необходима, расскажет следующий факт.

Если память мне не изменяет, это было в 1926–1927 годах. Мы получили тогда с воли сборник, в котором освещалась борьба ВКП(б) с троцкизмом (к сожалению, я забыл название книги, ведь это было более сорока лет тому назад). Материалы эти представляли значительный интерес, и с ними следовало ознакомиться всем коммунистам, находившимся в тюрьме. Но как это сделать? Книга была довольно объемной, и передать ее из камеры в камеру представляло большую сложность и опасность. Между тем с воли была получена директива: продискутируйте вопрос, займите определенную позицию и передайте результаты голосования…

Обсудив в своем узком кругу, как быть, мы решили, что параллельно с чтением сборника выпустим в качестве приложения к нелегальной рукописной газете «Вангимая Кийр» («Тюремный луч») дискуссионный листок. В нем была пересказана статья немецкой троцкистки Рут Фишер, излагавшая взгляды троцкистской оппозиции. Конспект этой статьи составил по поручению редакции X. Аллик. Сам он занимал твердую ленинскую позицию и излагал статью Фишер по материалам упомянутого выше сборника. И другие дискуссии организовывались подобным же образом: тому или другому товарищу предлагалось изложить взгляды оппозиционеров, после чего завязывался спор, и, как правило, мы приходили к правильной точке зрения. Такая форма организации дискуссии диктовалась недостатком материалов, литературы. Другой возможности изложить взгляды троцкистов мы тогда не видели.

Основное место в дискуссионном листке отводилось пересказу статей, излагавших правильную точку зрения на взгляды троцкистов. В таком виде дискуссионный листок был пущен по камерам.

Уже тогда нашлись отдельные товарищи, которые заявили, что это неподходящий способ для организации политической дискуссии. Особенно они возражали против отдельной публикации статьи Рут Фишер, и второй выпуск дискуссионного листка обращался к коммунистам с просьбой определить свою позицию по всем спорным вопросам, выдвигаемым троцкистами. Редколлегия выражала уверенность, что все коммунисты займут правильную партийную позицию.

«Голосование» показало, что статья Рут Фишер никого не склонила к поддержке оппозиции, коммунисты единодушно поддержали партийную точку зрения на троцкизм. В этом была немалая заслуга и товарища Аллика.[26]

0 единодушии эстонских коммунистов-политзаключенных в вопросе о единстве рядов партии и раскольнической деятельности оппозиции убедительно говорит приветствие, посланное политзаключенными из таллинской исправительной тюрьмы XV съезду ВКП(б).

Само приветствие было написано на носовом платке.

«Мы, страдающие в тюрьме белой Эстонии, следим с большим вниманием за каждым шагом, каждым событием в ВКП(б). Ваша победа — наша победа, и наоборот. Поэтому особое внимание дарим нынешнему конгрессу, где должна решиться проблема оппозиции, проблема и судьба всего коммунистического движения.

У нас — непреклонная вера в ваш классовый разум и политическую дальнозоркость. ВКП(б) была и должна быть в будущем крепка и мощна как сталь. Это наше единодушное желание к результатам конгресса. Это и единственное облегчение в наших страданиях.

Еще сердечный привет преважнейшему XV конгрессу ВКШ»

В итоге можно сказать, что политическая учеба в тюрьме была своеобразной формой политмассовой работы и особенно много давала молодежи, которая по ряду вопросов была еще совсем неопытной.

Именно поэтому политзаключенные настойчиво требовали, чтобы в камерах помещались они одни, ведь в таком случае открывалось больше возможностей для организации планомерной, глубокой учебы. Тюремная администрация, напротив, всячески этому препятствовала и выискивала любой повод, чтобы отправлять наиболее энергичных и влиятельных политзаключенных «на поселение». Так назывались одиночки, которые были в каждом отделении. Эти крошечные клетушки — один шаг в ширину и три с половиной в длину, — сырые и холодные, походили на карцер. Иногда отправляли «на поселение» в шестое или второе отделения. В шестом отделении находились краткосрочные уголовники, завербовать среди них своих агентов тюремным властям было труднее, и поэтому политзаключенные здесь были в большей безопасности. Во втором отделении в основном содержались крупные воры, которых иронически именовали «буржуями». Эти охотно брали на себя обязанности внутренних надзирателей, доносили о коммунистах.