Энтони Банко - Хью Лори: От «Дживса и Вустера» до «Доктора Хауса» Страница 48

«Изначально планировалось, что Хаус и Уилсон будут как Холмс и Ватсон, – говорит Леонард. – Но сценаристы ушли от этого. Теперь Ватсон – это команда Хауса, если говорить технически. Я думаю, что это хорошо – ведь сериал пользуется популярностью, а загадки в каждой серии успешно разгадываются. В сериале сохранился холмсовский дух. Зрителю всегда хочется знать, что же случилось с пациентами. И он узнает – после целого ряда хитроумных поворотов сюжета. Интересно, что все хитроумные повороты приводят нас туда, куда нужно. Конечно, в процессе есть и различные отступления – нам нужно знать, кто эти люди и как они влияют друг на друга. И это – самое лучшее. Я думаю, что это должно присутствовать в любом сериале».

Вдохновлял Шора и образ доктора Джозефа Белла, с которого Дойль списывал своего Холмса. Дойль познакомился с Беллом в 1877 году, когда тот читал лекции. Впоследствии он стал работать его секретарем в Эдинбургской королевской больнице. Дойль писал, что Белл мог вой ти в приемную и поставить диагнозы пациентам, даже не разговаривася с ними. Связь между Хаусом и Холмсом еще больше углубилась в конце второго сезона. В последнем эпизоде «Без причины» в Хауса стреляет некий Джек Мориарти – и зрители тут же вспоминают знаменитого противника Шерлока Холмса, профессора Джеймса Мориарти. В пятом сезоне Уилсон считает, что Хаус влюблен в Ирен Адлер – а так звали единственную женщину, которая оказалась достойной противницей Холмса.

«Холмс пристрастился к наркотикам, как и Хаус. Лучшего друга Хауса зовую Уилсон. Холмс и Ватсон. Хаус и Уилсон. Роберт Шон Леонард играет Уилсона, и его герой – единственный друг Хауса», – говорит Сингер.

«Мы надеялись создать пару, достойную Холмса – Ватсона, – говорит Кэти Джейкобс о сочетании Леонарда и Лори. – Между ними возникла настоящая, неподдельная химия, которая нас всех завораживает».

Одна из лучших идей создателей сериала возникла в самом начале. Они решили показать зрителям, что человек, который лечит людей, и сам страдает от боли – и психической, и физической. Сценаристы решили наделить Хауса некоей инвалидностью. Шор говорит: «Я хотел, чтобы Хаус был ущербен эмоционально, и чтобы эта ущербность проявлялась физически. Это не должно было его смягчать. Я не хотел, чтобы мой герой был мягким. Я не собирался делать его сексуальным. Я просто хотел, чтобы он был интересным. Нам нужно было заставить людей полюбить злого, антисоциального доктора. И тогда мы наделили его болью».

Сначала Хауса хотели усадить в инвалидное кресло, как это сделали в полицейском сериале 60-х годов «Айронсайд». Но, к счастью, руководство студии эту идею отвергло, и вся съемочная группа этому бесконечно рада.

«Сначала мы хотели усадить его в инвалидное кресло, – вспоминает Шор. – Руководство сказало: «Ни в коем случае». И они были правы. Оказалось, гораздо лучше показать его на уровне обычного человека, но при этом подчеркнуть, что каждый его шаг связан с болью. У этого парня нет времени на вежливость и притворство. Он хочет высказать горькую истину как можно быстрее».

Инвалидное кресло превратилось в шрам на его ноге – шрам настолько болезненный, что из-за него Хаус хромает и вынужден пользоваться тростью. «Хаус обычно опирается на трость со стороны больной ноги, – объясняет Шор. – Некоторым удобнее держать трость в доминирующей руке, и это общепринято». В ходе сериала Хью начал жонглировать тростью просто от скуки.

Для Лори хромота делает роль еще более сложной. «Удивительно, но мучает меня не хромота. Мне неудобно быть «одноруким». То, что у меня постоянно занята одна рука, сковывает меня сильнее, чем необходимость хромать.

Однорукому тяжело выпить чашку чая и бросить в нее два кусочка сахара, сложно открыть дверь, поднять трубку телефона. Все это занимает массу времени. Все мои сцены крутятся вокруг одного: куда положить трость. Когда я беру ее в руки, то куда ее деть потом?»

Хью признается, что иногда начинает хромать на другую ногу – не для того, чтобы разозлить зрителей, но чтобы сохранить некую симметрию, которая, по его словам, является главной целью его жизни. «Если я пятнадцать часов в день хромаю на одну ногу, то чувствую, что мне нужно восстановить баланс. Мой коллега, Стивен Фрай, в Англии посмотрел мой сериал. Он сказал: «У меня нет предложений, но что если тебе хромать на обе ноги?» Я подумал, что это стало бы интересным дополнением».

Создатель Хауса, Дэвид Шор, отвергает мысль о том, что сериал эксплуатирует идею боли. Боль для него – всего лишь один из элементов сюжета. «Нам нужен был неприятный герой – поэтому мы сделали Хауса жертвой гадкого и дурацкого кровяного сгустка».

«Хаус обладает определенной смелостью и полным отсутствием какой-либо почтительности, – говорит Джейкобс. – Но чем крупнее вам показывают его лицо, тем лучше вы понимаете, что происходит в его голове, что скрывается за его глазами. Думаю, каждая американская женщина хотела бы исцелить его».

Хромота позволила сделать Хауса еще более слабым и уязвимым. Он впал в зависимость от викодина, но категорически отказывается признавать наличие проблемы.

«У меня нет проблемы управления болью, – часто говорит он. – У меня есть проблема с болью».

«Мы хотели, чтобы ему было с чем бороться, и наркотическая зависимость показалась интересной и вполне обоснованной, – говорит Шор, который высоко ценит смелость руководства студии, не пытавшегося изменить концепцию. – Они вполне могли сказать, что недостатки нашего героя бьют через край. Но они полностью его приняли».

Помимо пристрастия к обезболивающим и странным мыльным операм, в Хаусе живет глубоко укоренившееся неприятие любой формы взаимодействия с пациентами, и это раскрывается в каждом эпизоде. «Он – человек саркастический. Он нарушает все правила, которые сформировались задолго до него: вспомните хотя бы симпатичных гуманистов из «Скорой помощи», – говорит Сингер. – Он пришел к этому сложным путем, по некоей глубокой, мрачной личной причине. И все же он блестяще справляется со своей профессией. Это делает его очень привлекательным и оставляет море возможностей для развития характера».

С самого начала первого эпизода всем становится ясно, что Хаус – очень убежденный нонконформист, которому практически нет дела до того, как его воспринимают окружающие, и который готов до последнего сопротивляться любым указаниям начальства. «Хаусу нравится искать истину, и он знает, что каждый из нас воспринимает мир с собственной точки зрения. Он постоянно стремится освободиться от этой субъективности, чтобы открыть для себя незамутненный, объективный взгляд на мир», – добавляет Шор.