Михаил Кузмин - Дневник 1905-1907 Страница 49

18_____

Я жалею, что пишу сегодня о вчера, т. к. та адская тоска и скука, что охватили меня сегодня, могут отразиться и на моем описании вчерашнего, когда я еще далеко не был так в отчаянии. Письмо от Нувель, от Гриши{234}, от Юши{235}, от наших. Гриша просит прийти завтра в 8 час. к Морозову, пишет нежно и скромно, как всегда после ссоры или моей холодности. Нувель пишет на мое предложение пригласить Каратыгина, что если я стою за combination à trois[86], лучше уж позвать Гришу; какие глупости!{236} Заезжал к Чичериным. Опять меня принимают за песельника. Гармонист предлагал свои услуги, я запомнил его адрес (Лештуков, 8, 31, <Веденин?>), но он неинтересен. Поехали с Сережей обедать в Мариинскую гостиницу вдвоем, т. к. Тамамшев не пришел. Оттуда я зашел в магазин; вернувшись, пошли с Сережей гулять перед чаем, и как-то случайно дворники, швейцары, извозчики, какие-то хулиганы со мною кланялись, по Сергиевской у каждого подъезда сидел клуб челяди, и никто не пропустил меня без замечания. Меня это полусердило, полузанимало; в Таврический сад шла публика, два-три приятных лица. Какая скука будет в Василе без возможностей легкой, доступной, ни к чему не обязывающей любви! Я почему-то не могу представить себя влюбленным (или, вернее, в связи) с человеком общества, особенно со знакомым. Влюбиться можно только с первого раза, а не постепенно, и совмещать знакомство и влюбленность можно только познакомившись почти уже влюбленным. Я очень кисел, т. к. денег у меня почти только на дорогу, и то придется откладывать до середины июня. Жить одному в квартире, я, пожалуй, не вынесу этой морки. Днем я видел, шли массой преображенцы с 4<-мя> музык<антами>, играющими разное, временами сливаясь, масса молодых, высоких, издали красивых и ловких людей, сзади кантонисты нестройным стадом, смеясь с толстым ундером. Я стоял, любуясь, как какой-то чистенький старичок с корзиной, проталкиваясь, сказал: «У, убийцы несчастные». — «Как вы смеете так говорить!» — закричал я на него, и, если бы он не прошел, я бы ударил его. Окружающие молча и неодобрительно на меня посмотрели. Я так не сердился года два.

19_____

Весь день была такая отчаянная тоска, что прямо думал уехать, взяв билет на вокзале. Просто хоть бросайся из окна. Над прачешной уж несколько дней сидит парень в зеленой рубашке, целыми днями то читает, водя пальцем по засаленной книге, то смотрит в окно, пока вечером не придут другие, вероятно угловые, жильцы и не станут обедать. Ему, вероятно, также очень скучно. Если бы я не ждал Нувель, я бы пошел гулять в Таврич<еский> сад. Впрочем, идет дождик. Нувель пришел совершенно неожиданно с Сомовым. Я был тем более рад, что это было нежданно. Время провели по как будто установившейся программе, мне было очень приятно, но я боюсь, что именно однообразие времяпрепровождения у меня наскучит моим гостям. Сомов привез мне несколько мемуаров XVIII в., я думаю прикупить для топографии Бедекер по Парижу и книжку о том ремесле, которое я дам герою. Я могу летом писать. Но я люблю так сидеть и divaguer[87], и говорить все, что думаешь, без стеснения, и слушать беседы о любви, еще более интимные, чем на Гафизе. Только бы я не надоел моим друзьям.

20_____

Мне переслали телеграмму Глазенапа: «Очень рады, ждем Кузмина. Глаз<енап>». Меня смущает множественное число. Денег мне все равно не хватит даже на дорогу сейчас, так что нечего экономить. Заехавши за разными покупками, я поехал, как обещал, к Каратыгиным. Я хотел опять пойти по дороге в бани, но не к Александру, а куда-нибудь далеко, где никогда не был, никто меня не знает, грязновато. Я решил на 5<-ю> л<инию>, там маленькие и не так чисто, как на 9<-й> л<инии>. Я люблю путь в незнакомые бани, когда не знаешь, кого получишь, какое у него лицо, глаза, тело, как он держится, говорит. Какая-то сладкая ломота во всем теле, и если денег мало и их нужно на что-нибудь, то прибавляется еще какая-то приятная безрассудность, какой-то abandon[88]. Это нельзя назвать авантюрой, и я хотел бы прогулок и быть вдвоем долго, до faire la chose[89] (как с Гришей), а еще бы лучше и вместе музыка, и чтения, и беседы, если б это было связано с чувственным возбуждением, если б это было и чувствительно, и легко, и эротично, и без стыда, и без мысли, надолго ли это или нет, это было бы лучше всего. Меня предложил вымыть сам впускавший, хотя была и не его очередь. Он очень приятный лицом, и свежий, и красивее Александра, но лицо того (может быть, когда-то, м<ожет> б<ыть>, улучшенное) на меня действует неотразимо. Притом Степан не строен и не высок ростом. Но он румяный, равно как и его 18-л<етний> брат Петр там же (выше и толще); сам он завтра едет в деревню отбывать повинность. К Каратыгиным пришли рано и пошли к центр<альным> Верх<овским> и к Юраше. Тот в темной комнате собирался спать; показывал мне письмо от Брюсова, уклончивое и не внушающее доверия, всего ценнее там подробное указание на гонорар: за лист стихов 80 р., за лист прозы 75. Но ведь авансу нельзя попросить. Мы дожидались жены Юраши на дворе, еще было светло, но луна, уже желтая, была над садом сквозь ветки; бегали кошки, и Вера Макаровна гуляла со старшим Кузнецов<ым>, он похудел, но стал еще лучше; если б он был ближе знаком и менее политик, то мог бы быть очаровательным Schenke. Глазенап, кроме телеграммы, прислал письмо с ликованием по поводу моего приезда. У Карат<ыгиных> были Ландау, Соколова и свои. Ландау ужасная дура, более, чем полагается, и она принесла 8-ю (увы, уже 8-ю) симфонию Глазунова — собственноручную рукопись; в конце написано: «Кончено 17 октября, в день дарования свободы Р<усскому> Народу, вернее, завоевания ее мирным путем». Ах, какой осел! Но я не слушал, разговаривая в другой комнате с Дюклу и с Каратыгиной. Она говорит, что единственно, с кем бы хотела познакомиться, — это с Сомовым. Сплетничали слегка о знакомых, о Нувель, между прочим. Возвращаться было чудно: совсем ясная заря и луна, отражавшаяся почти красным столбом в воде; приятно так далеко, далеко ехать. Алексей опять валился на меня и болтал какой-то вздор: «Хоть убейте, хоть за ноги унесите, не могу ключа найти». Я долго не мог отпереть дверь и сломал ключ. Тогда я решил влезть через окно на лестнице в кухонное, это всего с пол-аршина, но крыши под ними нет. Попрошу денег у тети хоть на дорогу, а то прямо скандал.

21_____

Так как приказчики хотели зайти ко мне в 11 часов, то я никуда не пошел, а они пришли в 5 часов. Беседовал с моим custode[90]; он учится рисовать у Дмитриева-Кавказского, но, судя по альбому, мне не кажется, что он талантлив. Писал дневник, вступление к «Оп<асной> пред<осторожности>», смотрел в окна. Потом пришли Степан, Кудряшев и Козлов, пили чай, играли в карты. Мне очень хотелось погулять и даже именно пойти в Таврический, но шел дождь и засиделись, т<ак> что пошел в сад только Василий, у которого там было назначено свидание, мы же втроем поехали к Морозову. Разъяснило, и луна, розовая, светила легко, очаровательно на мокрые камни как-то приятно сырой улицы. Пахло листьями откуда-то; было скучно ехать в душный трактир, пить, сидеть, но все же лучше, чем оставаться дома убирать посуду. Первым мы встретили Каткова; кудрявый, беленький, еще белее от белой русской вышитой рубашки, он сидел с какими-то женщинами. Подсаживался и к нам. Степан ушел, т. к. у него болела голова, Козлов тоже скрылся, и мы с приехавшим из сада Василием сидели вдвоем; я ему жаловался, что все ушли, что он ничего для меня не делает, в сад не взял, Каткова не приводит, с хулиганами не знакомит. Он рыцарски твердил: «Доверьтесь, я все сделаю, я знаю, что вам нужно». И для начала пошел искать Каткова, но не нашел, а вместо того чуть не подрался с соседями. Вчера, когда мы шли от Каратыгиных с Юрашей, я упрекал его, что он не предприимчив, не fantaisiste[91], что он, напр<имер>, не согласится сейчас идти пешком на Острова, <смотреть, как> взойдет солнце, сидеть на траве, как сомовские «поэты»{237}, и читать стихи, не поедет на лодке, не пойдет в трактир. Он таращил глаза и говорил, что он согласен идти в «Зол<отой> якорь», только он ни вина, ни чая не пьет. Конечно, я не пошел. Ах! влюбленный, я был бы изобретателен и неистощим на причуды, и долго не было бы скучно со мной, если бы я захотел! У Саши не был и скучаю об этом, но чуть ли не ex officio. Я расплываюсь.