Ричард Дана - Два года на палубе Страница 49

— Вот у них действительно старший помощник — человек! Да и на палубе не бараны!

— Да, этот знает свое дело и других заставит работать. Он не спустит ни капитану, ни матросам.

Получив все возможные сведения об этом судне, мы спросили про нового капитана. Однако он пробыл на борту совсем не так долго, чтобы о нем могло составиться определенное мнение. Говорили только, что он сразу принялся за дело — в первый же день поднял брам-стеньги и снял лисельный такелаж.

Разузнав все новости, мы погребли к берегу. Как легко догадаться, едва я добрался до дома, как набросился на свой пакет, в котором оказался порядочный запас полотна, фланелевых рубах, башмаков и прочего, но самую большую ценность представляли, конечно, одиннадцать писем. Я провел за их чтением почти всю ночь, после чего тщательно запрятал это сокровище, чтобы снова и снова перечитывать на досуге каждый листок. Кроме того, имелось еще полдюжины газет, и в последней из них сообщалось, что «судно „Элерт“, капитан Эдуард Фокон, вышло в Кальяо и Калифорнию». Только тот, кому приходилось бывать в дальних странствиях, поймет наслаждение, которое доставляют газеты из дома. Я читал все без исключения — объявления о сдаче домов в наем, о потерянных и украденных вещах, аукционах, словом, не пропускал ни единой строчки. Ничто так не способно заставить человека почувствовать себя в родных местах, как чтение газеты. Даже само название «Бостон дэйли эдвертайзер» звучало для меня сладкой музыкой.

«Пилигрим» разгрузил шкуры, и мы снова принялись за работу, так что уже через несколько дней жизнь вошла в старую колею: сухие шкуры сменялись вымоченными, очистка — выколачиванием, и так без конца. Однажды, когда, склонившись над растянутой шкурой, я срезал с нее ножом остатки мяса, ко мне подошел капитан Фокон и, спросив, как мне нравится Калифорния, продекламировал: «Tityre, tu patulae recubans sub tegmine fagi» [36]. «Весьма à propos [37], и к тому же доказывает, что ты учился латыни!» — подумал я. И все же это была любезность с его стороны, а вниманием капитана пренебрегать не следует. Его величество капитан Томпсон никогда не снизошел бы до этого на глазах у всей команды, но Фокон был человеком образованным и даже склонным к занятиям литературой, у него было хорошее положение в обществе, так что он знал истинную цену всему окружающему.

Суббота, 21 июля. «Пилигрим» поднял паруса и ушел к наветренному побережью, а мы остались со своими прежними заботами. Впрочем, благодаря большому запасу дров, равно как и тому, что дни стали длиннее и установилась прекрасная погода, у нас оставалось много свободного времени. Присланное из дома полотно я довольно быстро превратил в брюки и куртки, а из остатков материи соорудил себе шляпу, так что каждое воскресенье щеголял теперь во всем новом, да еще сшитом собственными руками. Обычно после выполнения «дневного урока» мы заполняли наш досуг чтением, починкой платья, а то и просто сном. Иногда мы брали собак и совершали прогулки в заросли, где выслеживали койотов, кроликов и зайцев, разыскивали гремучих змей или же время от времени отправлялись в пресидио. Было у нас и другое развлечение, называвшееся «жечь воду»; так мы называли ловлю лангустов. Соорудив факелы из просмоленной веревки, обмотанной вокруг палки, мы, выбрав ночь потемней, садились в ялик и отправлялись на ловлю. На носу сидел факельщик, а у бортов — матросы с гарпунами в руках. Держась ближе к берегу, там, где открытый песчаный грунт, мы выходили на глубину трех-четырех футов и так ярко освещали дно, что, казалось, нашли бы в песке даже булавку. Лангусты — легкая добыча, и мы обыкновенно загружали ими весь ялик. Труднее было добывать рыбу, но она, самая разнообразная, тоже попадалась часто и в изобилии. «Пилигрим» привез нам запас рыболовных крючков — вещь невиданная на этом побережье, — и несколько дней подряд мы ходили на мыс и наловили много трески и макрели. Во время одной из таких экспедиций мы стали свидетелями сражения между двумя сандвичанами и акулой. Джонни (акула) резвился вокруг нашего ялика, рвал зубами нашу наживку и распугивал рыбу, потом он отстал, но вдруг канаки, которые удили рыбу со скалы неподалеку от нас, подняли страшный шум. Мы увидели, что они тянут линь, на другом конце которого билась акула. Линь все-таки оборвался, но ловцы не хотели так просто упускать свою добычу и попрыгали в воду. Началась возня, напоминавшая перетягивание каната. Акула не успела уйти на глубину, и один из канаков схватил ее за хвост и потащил к берегу. Тогда Джонни изловчился и нырнул под канака — тому пришлось выпустить хвост и отскочить в сторону. Акула ринулась к глубокой воде. Но тут подоспел другой канака и, вцепившись акуле в хвост, поволок ее к берегу. Его товарищ обрабатывал рыбину камнями и толстой палкой. Однако акула снова сумела вывернуться, но, отпустив ее, смельчак все же не позволил ей уйти далеко. Так продолжалось довольно долго: акула яростно отбивалась, извиваясь всем телом и вздымая фонтаны, а канаки вопили от возбуждения во всю мощь своих легких. Акула все-таки вырвалась на свободу и унесла с собой крюк, линь, но у нее на теле осталось немало ран.

Глава XXI

Калифорния и ее обитатели

Мы поддерживали постоянные связи с пресидио, и к концу лета я весьма основательно пополнил свой запас испанских слов, не говоря уже о том, что познакомился почти со всеми его обитателями, узнал их характеры, обычаи, равно как и законы, под сенью которых протекает их жизнь.

Калифорния была открыта не то в 1534 году Хименесом, не то в 1536 Кортесом [38], и впоследствии там побывало множество искателей приключений и путешественников, состоявших на службе у испанской короны. Страну эту населяли многочисленные индейские племена, она отличалась исключительным плодородием почвы, и, конечно, сразу же распространились слухи о ее золотых копях, изобилии жемчуга в ее водах и о прочих сокровищах. Как только все это стало известно, иезуиты немедленно добились для себя позволения обосноваться здесь, дабы облагодетельствовать светом христианства индейцев. К концу XVII столетия они учредили во всех частях страны миссии, собирая вокруг них местных жителей, получивших крещение и начавших приобщаться к цивилизованной жизни. Для защиты иезуитов и утверждения своей власти над новообращенными, испанцы соорудили два форта с гарнизонами — один в Сан-Диего, а другой в Монтерее, — называвшиеся «пресидио». Впоследствии пресидио возникли в Санта-Барбаре, Сан-Франциско и других местах, а вся страна была разделена по числу этих фортов на большие округа, каждым из которых управлял команданте. Солдаты обычно женились на приобщенных к цивилизации индианках, и постепенно пресидио обросли городками. Со временем в местные порты стали приходить суда, привозившие товары в обмен на шкуры. Так возникла великая калифорнийская торговля. Почти все стада принадлежали миссиям, которые в качестве пастухов использовали своих индейцев, превратив их по существу в настоящих крепостных. Когда в 1793 году Ванкувер посетил Сан-Диего, миссии уже разбогатели и обрели значительную власть над своими территориями, однако в Испании сочли, что они уж слишком принизили власть короля, для того чтобы позволить им и дальше сохранять за собой эти владения. После изгнания иезуитов здесь водворились францисканцы, что, впрочем, не привело к заметным переменам в способах правления. Однако с тех пор, как Мексика получила независимость, миссии неуклонно приходили в упадок, и в конце концов особым законом их лишали всей собственности, а священникам было предписано отправлять только духовные обязанности. Индейцев же провозгласили свободными rancheros. Легко догадаться, что освобождение было провозглашено только на бумаге, а индейцы остаются такими же рабами, как прежде. Зато в миссиях все совершенно изменилось. Священники уже не пользуются никакой властью в делах, за исключением духовных, а их несметные богатства отданы на растерзание гарпиям из гражданского управления, которых сюда присылают на должности administradores [39] и которые обычно уже через несколько лет наживают целые состояния и покидают свое поприще, оставляя его еще в худшем положении. Священники обычно принадлежали к какой-нибудь одной миссии и поэтому поддерживали ее репутацию: долги вовремя выплачивались, с народом, как правило, обращались сносно, и люди привыкали к тем, кто проводил среди них всю свою жизнь. В противоположность этому administradores, присылаемые из Мехико, суть совершенные чужаки в этой стране, не заинтересованные в ее процветании и вообще не подходящие для своей должности. В основном это люди, оказавшиеся в трудных обстоятельствах, это либо прогоревшие политики, либо отставные военные, которые стремятся лишь к одному — как можно скорее поправить свое положение. Хотя эти перемены произошли всего несколько лет назад, торговля успела захиреть, кредиты сократились, а старые «добрые» миссии пришли почти в полный упадок.