Аноним - Дневник кислородного вора. Как я причинял женщинам боль Страница 5

Я ушел, оставив лежать ее там, и больше ни разу с ней не встречался. Позднее она оставила на моем автоответчике сообщение со словами, что я ее изнасиловал.

С эмоциональной точки зрения, возможно, я действительно изнасиловал ее, но физически она была только за. В этом нет никаких сомнений. Ей это ох как нравилось. Трахая ее, я видел, что она уже запасается воспоминаниями. Видел ее лицо, сканирующее все сверху донизу, записывая картинку, точно покрытая плотью камера: крупный план его лица… поехали вниз, за широкоформатным снимком происходящего там… монтаж.

В конце концов, возможно, существует какой-то закон. Природный. Типа гравитации. Неписаная аксиома, которая управляет нашими эмоциональными действиями. То, что ты делаешь, возвращается обратно с двойной силой… блин, с тройной! Нас не наказывают за наши грехи – наши грехи сами наказывают нас.

С момента знакомства с Дженни я знал, что причиню ей боль. Вопрос был только в том, где и когда. Полагаю, это не ее вина, что она немного напоминала Пен. Кажется, именно этот факт санкционировал мои действия. Провеселившись всю ночь в городе, я двигался приблизительно в направлении того логова, которое, как ни смешно, называлось моим домом. Мне нужно было еще выпить. Этой дряни всегда было мало. Она мне даже снилась. Как-то раз вечером я пил виски и в тот самый момент, когда оно лилось мне в горло, думал: «Хочу выпить». Как все запутано.

Кстати говоря, одним из главных препятствий к добыванию дополнительной выпивки было отсутствие денег. А деньги закончились, потому что у фрилансеров не всегда бывает достаточно работы. Об арендной плате речи не шло, поскольку я грабил местный городской совет, который оплачивал мне квартиру и электричество. Все, что мне нужно было делать, – ходить и подписываться на пособие по безработице каждые две недели.

Хорошим источником были вечеринки, особенно вечеринки, так или иначе приближавшиеся к концу. Дилетанты уже либо валялись в отключке на полу, либо посапывали дома в своих уютных маленьких кроватках.

Музыка. Ярко освещенное окно. Не надо быть Шерлоком, чтобы вычислить, что там найдется холодильник, полный бухла. Каждый приносил с собой бутылку, а то и пару, чтобы его считали щедрым. Особенно если район был богатеньким. Но с вечеринками там было несколько труднее, потому что приходилось сохранять рассудок для неизбежно запутанных словесных взаимодействий. Я должен был не дать себе взорваться языками пламени от ярости, в которую меня приводили эти раздолбаи. Их я ненавидел больше всех. Тех, которым все досталось за так, у которых, как мне думалось, не было нужды работать, которые не ценили того, что имели. Подростком в Килкенни я должен был собирать сахарную свеклу в заледенелых полях, вместо перчаток у меня были лишь старые носки. Свекла замерзала в бороздах, и приходилось пинками вышибать каждую из земляной глазницы, прежде чем отсечь ботву специальным ножом. Термин «тяжелый труд» относителен.

Итак, я нажимал кнопку звонка и говорил: «Прошу прощения, я опоздал».

Дверь подъезда открывалась, и я не мог не улыбаться, прыгая через три ступеньки разом. Если дверь наверху еще не была открыта, она тоже открывалась.

И вот я в квартире. Первым делом я добирался до санузла и либо вызывал рвоту, чтобы освободить место для новой выпивки, либо просто составлял общее представление о ситуации. Затем наступала очередь холодильника. О, прекрасный белый параллелепипед! Миниатюрный госпиталь в избитом до синяков мире.

Короткая мелодия при открывании. Сияние изнутри. Вот она. Полная и еще не открытая бутылка дешевого вина в сопровождении разномастных банок пива, остатков от шестиштучных упаковок.

С вином – обратно в гостиную. Перелить его в пинтовый стакан, чтобы не держать в руках бутылку, которую мог бы узнать «в лицо» ее владелец.

И вот она. Сидящая на диване в полном одиночестве. Одна на диване в четыре утра, на вечеринке, где лишь трое еще способны принимать вертикальное положение, и один из них я. Длинноногая, элегантная и определенно неуместная здесь, она напомнила мне героиню фотосессии для Vogue. Красивая девушка в сомнительном окружении. Богатая и образованная дочурка какого-нибудь члена английского парламента, прозябающая в Камберуэлле.

Как бы там ни было, я поклялся трахнуть ее, как только плюхнулся на диван рядом. Даже в своем коматозном состоянии я понимал, что будет мило с моей стороны пригласить ее танцевать, пусть я и не мог подняться с дивана. Танцевать с пинтой в одной руке и косячком в другой – ах, какая шалость. Не успели мы оглянуться, как уже целовались.

Через две недели она выплеснула пиво мне в лицо, а еще через три часа я заметил ее машину, припаркованную у моей дерьмовой квартирки на первом этаже. Я был пьян и ехал на велосипеде, выписывая восьмерки. У нее был «Форд» какой-то там модели. Как только я повернул за угол, машина рванула с места и свирепо помчалась ко мне. Она напоминала механизированное насекомое, которому оторвали ножки и тыкали в зад, стараясь расшевелить для новых пыток. Я расхохотался достаточно громко, чтобы она услышала мой смех через приоткрытое окошко, из которого струился сигаретный дымок. Я пытался вести себя так, будто был верхом на лошади. Она снова завела мотор и в гневе развернулась прочь. В гневе – потому что я слышал, как она рывком переключала передачи. Что же вызвало эту бесплодную демонстрацию эмоций? Всего лишь слова.

Тем вечером, только раньше, она поинтересовалась, как я провел уик-энд.

– Неплохо, – ответил я. – Удалось перепихнуться.

Ошеломленная, она уставилась на меня с той же искательной улыбкой, с которой только что задавала вопрос.

Пиво хлестнуло в лицо с такой силой, что казалось, будто мне дали пощечину. Но я не просто произнес эту фразу: она сопровождалась Той Самой Ухмылкой. Пенелопа уже ощутила на себе ее мощь, а теперь настала очередь Дженни.

Мне еще никогда не выплескивали пиво в лицо. Это было лестно. Дженни поднялась, сорвала куртку со спинки стула и ушла. Медленно слизывая капли с губ, я обменялся с барменом красноречивым взглядом – «ох уж эти цыпочки!» – и вернулся к своему пока еще не тронутому пиву.

Ненадолго.

К слову о пощечинах и действии Той Самой Ухмылки. Я уже давным-давно не напрашивался на побои. «Лебедь» в Южном Лондоне был идеальным местом как раз для такого избиения.

Очень ирландским, для тех, кто «не дурак подраться». Много-много вышибал. Они привставали на табуретах, чтобы лучше отслеживать паству, состоящую в основном из ирландских эмигрантов вроде меня, предающихся обильным возлияниям. Я был поглощен разговором с высоким рыжим мужчиной из Дублина. Нас не раз пихали локтями, когда другие изгнанники пытались чуть больше приблизиться к возлюбленной родине посредством «Гиннесса».

Местечко, которое оккупировали мы с тем дублинцем, было священным. Прямо перед стойкой. Нужно было приходить в бар в три часа дня, чтобы занять такую стратегическую позицию. Я же был там с часу. В общем, я повернулся к дублинцу и вполне правдиво проинформировал его:

– Я выслушиваю твое дерьмо весь день, и меня уже блевать тянет. Вот спорить готов на все, что у меня есть, что ты из Дублина!

И тут же получил удар головой такой силы, что кровь плюхнула в бокал. И заспорил сам с собой: следует ли мне попытаться отцедить кровяной сгусток сквозь зубы, чтобы не лишиться того дюйма сидра, который еще оставался в бокале? Мне показалось невероятно важным ловить капающую кровь в бокал. По какой-то причине я не должен был залить кровью все вокруг. И я решил объявить:

– Один из нас уберется из этого бара, и это буду не я.

Я посмотрел на своего обидчика, чье лицо отражало все муки жажды крови.

Стоп-кадр.

Я видел это выражение лишь трижды. Это был первый раз. Второй был тогда, когда меня сшиб с велосипеда «наемный» мотоциклист, и я ждал, пока врачи «Скорой» не убедятся, что у меня нет серьезных повреждений. Я лежал на спине, боясь бросить взгляд на собственные ноги. На верхней палубе двухэтажного автобуса, проезжавшего мимо, сидела пожилая дама в коричневом пальто. Автобусу пришлось остановиться – предположительно, из-за общей суматохи. Выражение лица старой карги было точь-в-точь таким же, как сейчас у нашего приятеля-дублинца. Взгляните на него. Рыжая щетина, язык слегка высунут между мясистыми губами… натуральная п**да, клянусь. Другие головы тоже торчали на фоне клочка неба, который мог оказаться последним в моей жизни… но именно ее лицо затмевало все, пока я ждал «Скорой».

Лежа, я продолжал слушать песню Элвиса Костелло «Происшествия случаются» – вот вам крест, я не шучу. Мой плеер, пусть и покоцанный, был включен и продолжал работать. Та старая корова, что смотрела на меня сверху вниз, казалось, кивала в такт сентиментальным откровениям мистера Костелло. Я пытался прочесть по лицу старухи, насколько сильно я пострадал. Жалел, что не знаком с ней ближе, ибо, если она была совершенной сукой, то легкая усмешка на ее лице означала бы, что мне п****ц и мои ноги превратились в фарш. Но если она была милой и заботливой старушкой, которая кормит голубей и гладит незнакомых собак, то я был в хорошей форме, потому что она улыбалась. Я решил, что она сука, а мне п****ц.