Юрий Безелянский - 69 этюдов о русских писателях Страница 5

Надо напомнить, кто такой Николай Брешко-Брешковский – сын знаменитой Екатерины Брешко-Брешковской, прозаик, журналист, бытописатель, наивный и категоричный. Любил писать о светской жизни, о жизни натурщиц и борцов, о скандалах. В его произведениях Куприн видел «холодно риторическую, искусственно взвинченную, вымученную порнографию». То есть Брешко-Брешковский был вне социальной и гражданской проблематики. Не опасный.

А Евгений Замятин был замешан из другого теста. Он был талантливый и поэтому вдвойне опасный. 17 августа 1922 года последовал арест Замятина, и ему пришлось посидеть в петроградской тюрьме. Однако выпустили. После того как «Мы» появилось на Западе, Замятина перестали печатать на родине. Ему не простили и вывод, сделанный в конце его литературного манифеста: «Я боюсь, что у русской литературы одно только будущее – ее прошлое».

С весны 1930 года, после гибели Маяковского, готовя процесс Промпартии, продолжая наступление на интеллектуальные силы страны, начатое в 1928 году, Иосиф Сталин совершал свои расчеты – кому налево, кому направо. Карта Замятина легла на Запад; он был выпущен мирно. Отъезд его стал существенной вехой литературной и общественной отечественной жизни.

А при Ленине был «философский пароход» – первый удар по интеллектуальному достоянию России. Философов, писателей, мыслителей – вон из России, чтобы не мешали строить новую счастливую жизнь.

В октябре 1931 года Замятин покинул СССР. А 10 марта 1937 года умер в Париже.

1937-й год. Черный год в истории России.

Можно привести множество свидетельств, но ограничимся одним – «открытым письмом Сталину» Федора Раскольникова. Революционер, партийный и государственный деятель, публицист Федор Раскольников, будучи полпредом в Болгарии, был внезапно объявлен вне закона и лишен советского гражданства. Став невозвращенцем, Раскольников в газете «Последние новости» (Париж) опубликовал свое знаменитое письмо вождю, датированное 17 августа 1939 года. Вот только один отрывок из него:

«...Лицемерно провозглашая интеллигенцию «солью земли», вы лишили минимума внутренней свободы труд писателя, ученого, живописца.

Вы зажали искусство в тиски, от которых оно задыхается, чахнет и вымирает. Неистовство запуганной вами цензуры и понятная робость редакторов, за все отвечающих своей головой, привели к окостенению и параличу советской литературы. Писатель не может печататься, драматург не может ставить пьесы на сцене театра, критик не может высказать свое личное мнение, не отмеченное казенным штампом.

Вы душите советское искусство, требуя от него придворного лизоблюдства, но оно предпочитает молчать, чтобы не петь вам «осанну». Вы насаждаете псевдоискусство, которое с надоедливым однообразием воспевает вашу пресловутую, набившую оскомину «гениальность».

Бездарные графоманы славословят вас, как полубога, «рожденного от луны и солнца», а вы, как восточный деспот, наслаждаетесь фимиамом грубой лести.

Вы беспощадно истребляете талантливых, но лично вам неугодных русских писателей.

Где Борис Пильняк? Где Сергей Третьяков? Где Александр Аросев? Где Михаил Кольцов? Где Тарасов-Родионов? Где Галина Серебрякова, виновная в том, что была женой Сокольникова?

Вы арестовали их, Сталин!

Вслед за Гитлером вы воскресили средневековое сжигание книг.

Я видел своими глазами рассылаемые советским библиотекам огромные списки книг, подлежащие немедленному и безусловному уничтожению. Когда я был полпредом в Болгарии в 1937 году, в полученном мною списке обреченной огню запретной литературы я нашел мою книгу исторических воспоминаний «Кронштадт и Питер в 1917 году». Против фамилии моих авторов значилось: «Уничтожить все книги, брошюры и портреты».

Обрываю письмо Раскольникова. И последняя фраза, обращенная к вождю: «Ваша безумная вакханалия не может продолжаться долго». Она, эта вакханалия, закончилась со смертью вождя. Но после короткой оттепели либерализма снова появилась на исторической сцене, хотя и не в столь кровавых одеждах.

IV

Но вернемся к началу столетия, когда закончился так называемый Серебряный век и начался век советский... Кто-то, предчувствуя грядущие несчастья, отправился в эмиграцию, а кто-то остался в России, решив испить горькую чашу до дна. А теперь выборочно – по алфавиту.

Аркадий Аверченко, русский Марк Твен, без сожаления покинул, как он выразился, «кровавый балаган», устроенный большевиками в России, и напоследок швырнул новой власти свой сборник «Дюжина ножей в спину революции».

Николай Агнивцев, куртуазный поэт Серебряного века, эмигрировал, а затем вернулся, еле сводил концы с концами и выпустил грустную книжку «От пудры до грузовика». Вот уж, действительно, громыхая, приехали.

В ее глаза потухли блесткиИ поглядевши на серсо,Она поправила прическуИ прошептала: «Вот и всё!»

Георгий Адамович, петербургский поэт. В 1923 году эмигрировал во Францию.

За все спасибо. За войну,За революцию и за изгнанье,За равнодушно-светлую страну,Где мы теперь «влачим существованье».Нет доли сладостней – все потерять,Нет радостней судьбы – скитальцем стать,И никогда ты не был к Богу ближе,Чем здесь, устав скучать, устав дышать,Без сил, без денег, без любви,В Париже...

Один из лучших критиков и литературоведов Юлий Айхенвальд. Его лично распял Лев Троцкий. В эмиграции Айхенвальд прожил недолго и трагически погиб под колесами трамвая.

Александр Амфитеатров. В царское время был сослан за фельетон «Господа Обмановы», в котором высмеял царскую семью. В советское время вынужден был бежать от ЧК.

Леонид Андреев. Увидев, как «по лужам крови выступает завоеватель Ленин», писатель обрушился на большевистскую диктатуру. «Я на коленях молю вас, укравших мою Россию: отдайте мне мою Россию, верните, верните...» Дневники Леонида Андреева под названием «SOS» – это боль и крик. Пронзительный крик и пронзающая боль. Леонид Андреев умер 12 сентября 1919 года в Финляндии, можно сказать, во время и вдали. А вот его сыну Даниилу Андрееву, поэту, прозаику и философу, пришлось испытать все «прелести» советского режима на своей шкуре. 21 апреля 1947 года он был арестован (а заодно арестовали и его жену Аллу) и приговорен к 25 годам тюремного заключения (абсурдное обвинение: подготовка террористического акта). В тюрьме Даниил Андреев как-то умудрился написать три книги, одна из них замечательная – «Роза мира». Она была закончена в 1958 году, опубликована лишь в 1991 году.

Продолжаем наш скорбный список. Михаил Арцыбашев. Вторил Леониду Андрееву: «Ни нашествие Батыя, ни кровавое безумие Иоанна не причинили России такого вреда и не стоили русскому народу столько крови и слез, как шестилетняя диктатура красного вождя». Подумать только: всего лишь 6 лет! На дворе стоял 1923 год. А уж какие «ягодки» пошли потом!..

Анна Ахматова. Ее любимое слово «бедствие», оно сопровождало ее на протяжении почти всей жизни: расстрел мужа Николая Гумилева, аресты сына Льва Гумилева, гонения властей, бездомность... В марте 1940 года в поэме «Реквием» Анна Андреевна писала:

Хотелось бы всех поименно назвать,Да отняли список, и негде узнать.Для них соткала я широкий покровИз бедных, у них же подслушанных слов.О них вспоминаю всегда и везде,О них не забуду и в новой беде,И если зажмут мой измученный рот,Которым кричит стомильонный народ,Пусть так же они поминают меняВ канун моего поминального дня.А если когда-нибудь в этой странеВоздвигнуть задумают памятник мне,Согласье на это даю торжество,Но только с условьем – не ставить егоНи около моря, где я родилась:Последняя с морем разрушилась связь,Ни в Царском саду у заветного пня,Где тень безутешная ищет меня,А здесь, где стояла я триста часовИ где для меня не открыли засов.Затем, кто и в смерти блаженной боюсьЗабыть громыханье черных марусь,Забыть, как постылая хлопала дверьИ выла старуха, как раненый зверь.И пусть с неподвижных и бронзовых векКак слезы струится подтаявший снег,И голубь тюремный пусть гулит вдали,И тихо идут по Неве корабли...

А уж как Анну Андреевну критиковали! Ее топтали и в 20-х годах: «Тепличное растенье, взращенное помещичьей усадьбой» (Лелевич). Уничтожали в 40-х: «Ахматова является типичным представителем чуждой нашему народу пустой безыдейной поэзии» (Жданов). Ее называли и «блудницей», и «монашкой», и еще бог знает как. И что оставалось?

Я пью за разоренный дом,За злую жизнь мою...

Андрей Белый. Эмигрировал. Вернулся. Пытался стать советским писателем. Не вышло. Скончался 8 января 1934 года, прожив 53 года. Больше бы не получилось, ибо впереди маячил 37-й, а Андрей Белый был причислен к «представителям реакционного мракобесия в политике и искусстве» (доклад Жданова, 1946 год).